Павел Кренёв – известный русский писатель, секретарь Союза писателей России, лауреат всероссийских и международных литературных премий «Русские мифы», «Золотой витязь», «Русский Гофман», имени Николая Лескова, Александра Невского, Патриаршей премии им С. Аксакова за книги для детей и юношества, Арктической всероссийской премии и Премии им. Д.Н. Мамина-Сибиряка), автор 27 сборников повестей и рассказов, переводившихся на болгарский, польский, турецкий, эстонский и сербский языки, член жюри международных и межрегиональных литературных фестивалей. По образованию военный журналист, юрист. Занимал крупные государственные должности в Администрации Президента РФ, был представителем Президента РФ по Архангельской области. Живёт в Москве. Павел Григорьевич принимал участие в прошедшей недавно в Перми и Березниках научно-практической конференции «Воспитание детей и молодёжи: ресурс общественных объединений». Прозаик согласился ответить на вопросы сетевого издания «Медиакоммуникации Прикамья».
В.П.: Павел Григорьевич, этимология Вашей фамилии Поздеев древняя. Так называли ребёнка (Поздней), рождавшегося под старость на утешение и радость родителей. В чём же была необходимость менять древнерусскую фамилию на псевдоним Кренёв?
П.К.: Всё правильно, но внесу маленькое уточнение: у нас на Севере говорят не «Поздней», а «Поздей» – это означало «поздний ребёнок». Моя фамилия отсюда. Я был вынужден придумать псевдоним Кренёв, так как, во-первых, Крень – прозвище всех моих предков по отцовской линии, оно означает на Севере витое, жилистое дерево, трудно поддающееся распиловке и обработке. Мои предки были именно такими – жилистыми, поджарыми и крепкими, громадного роста. Во-вторых, псевдоним надо было избрать по просьбе моего руководства, так как мне предстояла возможная закордонная работа, связанная с журналистикой, в условиях, когда настоящая фамилия не рекомендовалась. Правда, потом это не пригодилось из-за травмы позвоночника и состоявшейся тяжёлой операции, на полгода уложившей меня на койку госпиталя, когда я и написал свой первый рассказ «Первый бал Пеструхи», превратившись из успешного журналиста в молодого прозаика. Этот рассказ я и сегодня перепечатываю, без всякой редактуры.
В.П.: У Вас есть интересные детские и подростковые произведения. В них читатель видит мир глазами детей, нередко поставленных в экстремальные жизненные обстоятельства, как в рассказе «За форелью», вошедшим в антологию классики детской литературы, изданной в Китае на двух языках. Поскольку в рассказах множество подробностей, связанных с морем и жизнью поморов, то складывается впечатление – в реальности они произошли с Вами. Так ли это?
П.К.: Да, дело обстояло именно так. Это, наверное, уникальный случай, но, в самом деле, я практически ничего не изменил в ситуации, описанной в рассказе «За форелью». Ничего не пришлось придумывать. Мы тогда с приятелем Витей Щеколдиным чудом спаслись в штормовом Белом море. Наверное, помогли генетически выработанные поморские навыки навигации, владения веслами, умения подстраиваться под ветер и способность в опасные моменты взять себя в руки и до конца бороться за жизнь, свою и тех, кто рядом.
В.П.: Как бы Вы охарактеризовали положение в современной детской литературе. Есть ли запоминающиеся произведения, писатели, специализирующиеся в этой сфере? Кто сегодня оказывает влияние на детей, формируя их духовно-нравственное мировоззрение?
П.К.: Несмотря на досужие, постоянно появляющиеся суждения о крахе современной детской литературы, хочу сказать – всё обстоит не так уж и плохо в России. Много здоровых сил, которые сдерживают разрушительные процессы, и воздействие нашей литературы на детей в основном, доброе и поучительное. А пресловутый Запад, как с цепи сорвался: идёт открытая пропаганда педофилии, гомосексуализма, в детских изданиях печатается порнография… Последствия для Запада будут страшными, там и так всё на грани… Если говорить более конкретно, то очевидно: привычный мир разрушается, и все мы на грани геополитической катастрофы… Здравомыслящим людям взяться бы за ум, да остановить все это безумие.
В.П.: В вашей новой книге «Энциклопедия Русского Поморья в очерках и рассказах коренного помора» трудно не увидеть желание автора запечатлеть характеры, быт, ценности людей русского Севера. Очевидно, что Вы с симпатией к ним относитесь. Какие качества, на Ваш взгляд, сформировали характер поморов?
П.К.: Да, я с огромной симпатией отношусь к людям, населяющим Русский Север. А как же мне относиться к краю, где я родился, где совершил первые шаги по песку Белого моря, где провёл детство, где родились и жили все мои предки и родители? Я люблю этот край, этих людей, и готов служить им всю оставшуюся жизнь. Хочу умереть и быть похороненным именно там, среди древних могил односельчан. Непросто сейчас представить первых поселенцев побережья Белого моря, пришедших на суровые наши берега из разных мест. Им пришлось приспосабливаться к новым непростым обстоятельствам, чтобы выжить в них. Но они сделали это: выстроили жилища, родили детей, научились выращивать хлеб… Они создали в необжитых беломорских пустынях условия для нормальной человеческой жизни! Конечно, чтобы организовать всё это, первые поморы должны были быть сильными душой и телом, обладать такими качествами, как мужество, настойчивость, умение создать неведомую для них раньше логику жизни среди диких лесов, на берегах сурового, малопонятного им моря, подчинить существование главной цели – выживанию и достижению намеченных рубежей. Всей жизнью первые поморы сформировали надёжный поморский генетический код и передали его потомкам.
В.П.: Павел Григорьевич, в одной из публикаций Вы рассказали – работаете ещё и в жанре исторической публицистики. Такое произведение, как «Мятеж, которого не было», новый роман об интервенции – написан в этом жанре? Некоторые факты из жизни Дзержинского, Свердлова, Ленина Вами подаются без симпатии к ним. В этой связи можно ли утверждать – Вы проводите объективное расследование исторических событий?
П.К.:Я считаю – в исторических исследованиях не может быть сугубо объективного подхода, если, конечно, это именно исследование, а не голая фактография. Любой, даже самый тщательный и старательный интерпретатор документальных событий всегда уйдёт, в хоть и незначительный, но всё же субъективизм. Человеку свойственно добавлять эмоции и своё отношение к различным сторонам человеческой деятельности, в том числе и в научных трудах. Поэтому не возьму на себя смелость утверждать – я во всём прав и во всём объективен. Что касается личностей Свердлова, Дзержинского и Ленина, то я вполне убеждён: и они в жизни совершили большое количество ошибок, к которым отношусь безо всякой симпатии. На некоторые из них я и указал в историческом очерке.
Беседу вёл Владимир Потехин