Бывший президент СССР Михаил Горбачев скончался на 92-м году жизни в Москве.

В 2000 годы, работая в газете «Березники вечерние» ,  мне удалось договориться об интервью с Михаилом Горбачевым.  Многое тогда осталось за рамками интервью. Мы беседовали около двух часов, и я постепенно приходил к выводу, что за внешней оболочкой политика, находится ранимый и эмоциональный человек.  Он  действительно  любил Раису Максимовну (перед встречей    со мной он был на кладбище, на ее могиле)  и не мог простить развал страны Ельцину: при упоминании ее имени у него увлажнились глаза, когда речь заходила о Ельцине, правая рука сжималась в кулак, речь становилась отрывистой…

– Значит, вы из тех знаменитых Березников? К сожалению,  в свое время я не смог побывать в ваших краях.

 Михаил Сергеевич немного помолчал, словно вспоминая те области и территории Советского Союза, которые он так и не  посетил. Я немного простыл, но не обращайте внимания на мой неважный внешний вид.

– У вас есть свой метод лечения простуды?

– Я развожу мед в стакане воды, добавляю туда 22 капли коньяка. Вот и весь мой метод.

 – Михаил Сергеевич, какие темы интервью были бы неприятны для вас, каких вопросов следует избежать?

– Не было вопросов, на которые я бы не отвечал.

– Как вы думаете, что сегодня о вас говорят соотечественники?

– Разное. Было время, в начале перестройки, вплоть до середины 90-х годов – рейтинги Горбачева были очень высоки. На втором месте был Борис Николаевич Ельцин. Потом произошло осложнение ситуации: начались национальные конфликты, разборки, возникло недовольство властью. Это ясно. До перестройки в стране накопилось столько национальных проблем: и пакты Молотова и Риббентропа, и выселение чеченцев,  балкарцев,  карачаевцев,  калмыков. Получалось, что с клеймом ходили целые народы. И  многое другое. Люди хотели сразу все обсудить  и даже все решить.  Все требовали  ясности.

 Конечно, эти вопросы обсуждались, но  обострилась до предела ситуация на рынке: люди встали в очереди, выросла квартплата. Одновременно учителям и медикам добавили зарплату, увеличилась покупательская способность. Мы  составляли программу по наращиванию производства товаров, которая плохо выполнялась.

Вы помните, Николай Иванович  Рыжков ранним летом 1990 года сказал: будем повышать цены. Помните, как реагировали, когда цену хлеба поднимали на 2-3 копейки. До того было непривычно. И люди скупали все, не только продовольственные товары. Запасались. Это была экстремальная ситуация. Ее можно было разрешить. Из 105 миллиардов рублей бюджета, расходуемых на оборону (об этом, кстати, никогда не писали, а писали, что расходуем только 4 процентика  на оборону) надо  было взять  15 миллиардов рублей, закрыть некоторые военные программы. На оборону тратилась половина бюджета страны. Теперь то расходуем сколько?  Мы к тому времени только танков наклепали  64 тысячи, больше, чем во всем остальном мире, и  заводы продолжали гнать и гнать танки. Что мы хотели этим добиться? Сделать каждому по танку? Сумасшествие какое-то. Трудно все давалось. Внутри руководства страны шла борьба.             Этот просчет мы допустили, и в результате народ начал говорить, что ничего у Горбачева не получается. И сразу упал рейтинг Горбачева.

« – Сад… 10 марта 1985 года… Умер Константин Устинович Черненко. В десять часов вечера состоялось экстренное заседание Политбюро. Михаил Сергеевич вернулся домой, а мы тогда были на даче за городом, очень поздно. Вышли в сад. Было что-то давящее в глухой, еще нетронутой весной ночи. За три года – третья смерть. Смерть трех генсеков подряд, трех руководителей страны. Михаил Сергеевич был очень уставшим. Сначала молчал. Потом говорит: «Завтра – Пленум. Может стать вопрос о том. Чтобы я возглавил партию». Помню, как он сказал, что он пойдет на это, потому что за годы, проведенные в Политбюро, понял, что решить у нас можно что-то, только если у тебя в руках власть. Он примет это предложение, потому что дальше всем жить так, как живем, нельзя.»

– Люди, в основном старшее поколение, упрекают вас в развале Советского Союза. Принимаете ли вы такие обвинения?

– Когда распался Советский Союз, люди требовали разрушителей расстрелять, говорили: «Почему допустил развал Союза?»  Вообще, мое кредо – все делать без крови. Такой поворот, который мы сделали, по сути дела, произошел без крови. Если  что–то происходило, то на национальной почве.

 В 1995 году, в десятилетие перестройки, наш фонд заказал  большое социологическое исследование. И на вопрос: «Надо ли было начинать перестройку?» –  45 процентов опрошенных ответило «не надо было», 42 процента ответило «надо». Страна раскололась. Причем, за начало перестройки высказались в основном люди молодого и среднего возраста. Они отвечали, что   нужна деловая инициатива, свобода говорить, что думаешь, и не бояться, что тебя не пошлют, например, в Березники для разработки рудников. Я знаю, у вас там есть мощные колонии.

Интересно, что, когда социологи  спрашивали у людей об отношении к свободным выборам, 70 процентов отвечало, что такие выборы нужны. 64 процента одобрило, что покончили с однопартийной системой и с монополией КПСС, что допустили рыночную инициативу. Гласность одобрило 70 и больше процентов опрошенных.

Когда я езжу по России, мне задают всегда вопрос: почему с Борисом Ельциным церемонились? Почему его допустили до власти? Вот ваша главная ошибка!

Подождите, его не я избирал.  В 1990 году проходили республиканские выборы и Ельцин был избран президентом. Причем при Советской власти такой подтасовки на выборах в его пользу никто не мог сделать. Могли бы уменьшить, но и этого не делали, потому что самые свободные выборы прошли в годы перестройки.

Уходить от ответственности – это неправильно. Это просчет. Я за Советский Союз сражался, как говорится, до последнего патрона. Когда они приехали из Беловежья и предложили свои умозаключения, которые оформили в форме документов о роспуске Советского Союза, я сказал, что такое решение не могут принимать три человека, что это должны решить народы Союза, которые недавно избрали свои Верховные Советы.

 Знаете, я был уверен, (и как же я был наивен!), думая, что  народы такое решение не пропустят, ведь еще  в марте 1991 года проголосовали на референдуме за Советский Союз, а  в декабре этого же года Верховные Советы России, Украины и Белоруссии проголосовали за роспуск Союза.

Молчали интеллигенция,  пресса, армия, народы. Все молчали Я тогда обратился к населению и подробно объяснил, во что это выльется, какая будет экономическая и социальная драма. Это нанесет колоссальный вред. Никто не реагировал. Так что же, получается, Советский Союз одному мне нужен?

А ведь говорили, что Горбачев, чтобы сохранить царское кресло Президента, лезет из кожи вон, чтобы  сохранить союзное государство. А я и считал, что при всей децентрализации, при расширении прав республик, такой стране, как СССР,  нужен мощный центр. Едины должны быть армия, экономическое пространство, территориальная целостность, международная согласованная политика, критерии для экономических реформ.

« Горбачев, приглашая Ельцина, видимо, видел в нем человека, на которого он мог бы опираться для того, чтобы работать вместе в плане реализации того, что начал. Именно Горбачевым был решен вопрос о том, чтобы Борис Николаевич стал секретарем Московского городского комитета партии. Михаил Сергеевич до конца придерживался позиции, что они должны работать с Ельциным вместе. Но когда события в 1991 году круто изменили свой характер, Михаил Сергеевич, уходя с поста Президента, сказал Борису Николаевичу: «Я буду поддерживать реформы, которые ты будешь проводить, до тех пор, пока они будут демократическими реформами». И действительно, поначалу все было так. Но потом Михаил Сергеевич не принял ни шоковой терапии, ни расстрела парламента. Ни войну в Чечне, ни многое другое. И он не считал нужным сидеть и отмалчиваться, он выступал перед людьми и говорил то, что думал».

 – Когда Советский Союз рухнул,  его падение повесили на Горбачева. А главное, меня обвиняют в бедах минувшего десятилетия, когда страной руководил    Ельцин. В сравнении со временем перестройки, в 90 годы в разы все ухудшилось, и в бедности живет две трети народа.

Помните, как Ельцин с экранов телевизоров показывал рукой, мол, потерпите, с ноября пойдет подъем и станет легче. Да это же была авантюра! Но верили! Да нельзя такую страну в один момент переделать. Я говорил, что нужно поколение, может, полтора. Вот шли бы так от аренды, от кооперативов, создавали бы рыночную структуру и тогда бы дело получилось. А сейчас я вижу: когда уже есть за плечами опыт десяти последних лет, в лучшую сторону изменилось отношение к Горбачеву.

– Когда в Беловежской пуще был подписан документ о выходе трех республик из СССР, вы, как Верховный главнокомандующий, с помощью  армии, опираясь на итоги референдума,  могли  устранить окружение мятежного Ельцина?

– Такой приказ мог вызвать в стране гражданскую войну. Это было реально. У меня оставался  вариант обратиться к Советам, депутатам, которых только впервые за многие годы свободно избрали. Потом, во время выборной кампании на пост Президента России, я уже был фактически под запретом. И из реформатора и демократа Горбачева сделали диссидентом.

Я помню, как на рынке на Алтае мне резко высказали: «Мы вас выбрали, а вы уехали зарубеж и нас бросили».

Я ответил: вы же меня не избирали. Вы Ельцина избрали, а когда я оказался в трудном положении, вы ничего не делали. Вот в этом и сказалась демократия.

– Михаил Сергеевич, кто из нынешних политиков или представителей деловых кругов может быть достоин поста  Президента России?

– Сегодня наиболее подходящий человек  на эту должность  – Путин. Ему , и в экономике, и во внешней и внутренней политике, досталось очень сложное наследство. Ведь Федерация расползалась, а ему удалось остановить распад России. Создались предпосылки для дальнейшего движения.

Вот только недавно в годовщину смерти Сталина, у нас в Фонде прошла конференция на тему «Перестройка как опыт преодоления тоталитаризма». Мы анализировали деятельность и Сталина, и  Горбачева, и  Путина. Попытались прогнозировать,  не угрожает ли нам новый тоталитарный режим? Горячий был спор, но 75 процентов россиян оценивают деятельность нынешнего президента положительно. Люди понимают и поддерживают политику президента в том смысле, что не надо обслуживать кланы олигархов, а проводить ее в интересах большинства. Поэтому мы в социал-демократии ставку делаем на Путина.

– Михаил Сергеевич, если бы вы в свое время, по  примеру ваших предшественников генеральных секретарей партии послали мятежного партийного функционера Ельцина послом, допустим в Бангладеш, то через две недели о нем забыли бы напрочь. Но вы этого не сделали, и создается впечатление, что сами выпестовали своего могильщика..

– Это я сейчас говорю, что лучше бы так и сделать. Это было бы самым лучшим выходом. Кстати, после того пленума он просился у меня на пенсию, а я сказал ему: « Нет, Борис

Николаевич, ты всего на месяц меня старше, тогда и мне надо выходить. Я сказал, ты остаешься в ЦК  в ранге министра. Действуй, жизнь продолжается»

 Я поступил уважительно по отношению к нему. А вообще, на пленуме требовали  исключить его из ЦК. В общем, я его всегда защищал – и напрасно.

– Михаил Сергеевич, вы всегда производили впечатление уравновешенного человека, которого «ничто не может выбить из седла». Вам  за эти 10 лет приходилось плакать?

– Да.., приходилось. За эти годы я потерял столько близких мне людей: и Раису,  и ее мать, умерли мой и ее отец,  мой брат. Много сил отдано…

– В жизни вы любили только одну женщину?

– Да. В этом году исполнилось 50 лет нашей свадьбе. Мы познакомились, когда Рае было 19, а мне 21. В 1953 году поженились.

«Вот вечером сижу возле нее, и вдруг она говорит: я хочу домой, я хочу в нашу спальню, я не могу уже смотреть на все это, уедем… Я говорю: ты не можешь уехать, не поправившись, я не могу, ты должна поправиться. Она спросила меня: какой диагноз? Я сказал: лейкоз. Она говорит: рак крови? Я говорю: да. Она говорит: значит конец? И час мы молчали. Боролась он потрясающе… Я и подумать не мог, что мы не выберемся! А раз уж это случилось, я думаю, хорошо, что мы эти два месяца не расставались

• Что помогает? Вы ведь не пьете. Чем снимаете душевную муку?
• И выпиваю. Это тоже…»

«Я даже думаю, что мало кто знает или помнит, что она побывала в Чернобыле. Три года спустя после аварии. Но тем не менее радиация там была приличная. Вместе с нами была и Раиса Максимовна. Лазила даже на могильник четвертого энергоблока. Я не знаю, связана ли эта страшная болезнь с тем посещением…»

– Есть ли ее заслуга в том, что вы стали той личностью, которой стали?

– Она была далека от политики. Скажу больше: Раиса политику недолюбливала. Как можно любить политику, которая забирает у тебя мужа? Я ведь несколько раз в своей жизни пытался уйти из политики.

– Вы стали первым советским лидером, который в зарубежные поездки отправлялся с супругой?

– Брали-то все, но так чтобы это было незаметно: старались жен скрыть от любопытных глаз.  Рая была активный человек, и потом я должен сказать, что при той моей нагрузке она заботилась обо мне. 

– Михаил Сергеевич, какие подарки любила Раиса Максимовна?

– Она страшно любила цветы. У меня недавно был день рождения, но цветы мне еще и третьего и четвертого марта несли, а сегодня я собрал все розы в охапку и отнес на могилу. Так что до встречи с вами я был на кладбище. Рая любила мелкие полевые цветы. Они были ее стихией, а я забывал их дарить. Это была проблема. А мне она всегда дарила  синие фиалки на день рождения, на 23 февраля. Один раз оказались в Лос-Анджелесе и там не знали, где найти для меня синие полевые фиалки.   Все-таки где-то в горшках нашли, срезали. И, кстати, те , кто нашел их, оставили листочек себе и заложили в книжку и вот на 70-летие они привезли мне эти листы засохшей фиалки, которые жена  мне  когда-то дарила.

« Всю жизнь они (Горбачевы) хранили свою переписку. Листочек к листочку с самого первого письма, написанного еще в студенческие годы. После Фороса Раиса Максимовна все письма сожгла. Боялась, что придут с обысками, начнут рыться в бумагах. «Я не перенесу, если будут копаться в моей жизни, – сказала она Горбачеву и бросила в камин четыре толстенные пачки, перетянутые голубой тесьмой.»

–  Вам когда-нибудь приходила мысль уехать жить за границу?

– Никогда такая дикая мысль мне не приходила. Поехать на какое-то время я могу. Я очень много езжу, много выступаю. Меня часто приглашают, и из всех приглашений я, пожалуй, только 5 процентов принимаю. И надо ездить. Я ведь езжу еще и по платным лекциям: фонд надо финансировать. Вы же помните, как у меня тогда отобрали фонд. А что, людям нравилось смотреть на то, как у Горбачева отбирают фонд.

« И теперь тяжело вспоминать подробности отставки Горбачева. До и после нее все происходило по-свински, как часто бывает в нашей стране.. Горбачеву предстояло появиться перед телекамерами и заявить о добровольной отставке с поста первого Президента Советского Союза. За пару часов до этого я вошел в его кабинет. И сразу с порога спросил: «Что случилось, Михаил Сергеевич?» На нем лица не было. Он ответил, хотя и неохотно:

– Сейчас позвонила Раиса Максимовна. К нам на дачу заявились кремлевские архаровцы и потребовали. Чтобы мы немедленно отсюда убрались. Ни о чем подобном мы с Борисом Николаевичем не договаривались. Тогда же, но уже поздним вечером, когда все было исполнено, торопливо спустили флаг Советского Союза и над кремлевским куполом развернулось трехцветное полотнище, Михаил Сергеевич собрался домой. Попрощался и сел в свой черный ЗИЛ.. у всех, наверное, кто провожал его, было одно чувство: это последний отъезд президента из Кремля..»

– Когда вы были Президентом СССР, то по телевидению нередко показывали, что рядом с вами находился, так называемый, «ядерный чемоданчик». Смогли бы вы  отдать приказ для  нанесения первым ядерного удара?

– Конечно, мог, а как же, у меня же был свой шифр.  Чемодан всегда был при мне. Я несколько раз с ним тренировался. В чем состояла тренировка? На пульте управления «чемоданчика» появлялась информация, что летят ракеты с западной Европы. Я должен принять  решение. А они летят всего пять секунд. И пока я думал и принял решение, тут же поступила другая информация, что летят ракеты  уже с севера. Но, принимая решение, даже на тренировке я ни разу не нажал кнопку: у меня был рубеж безопасности. То ядерное вооружение, что в 80-х годах было у нас и США, если его разделить на тысячу долей,  каждой доли хватало, чтобы уничтожить все живое на земле. И продолжалась гонка вооружений. И вот мне досталось такое наследство. Думаю, меня поймут со временем, и многие сегодня уже поняли. Просто нас  замордовала эта социальная нужда.

 – Михаил Сергеевич, недавно в одной из программ ТВЦ вас обвинили в том, что,     будучи главой государства, вы взяли взятку?

– Я вам скажу, что там все основано на вранье. Мы были с официальным визитом в Южной Корее. Закончился визит. Мы прощались с президентом и его женой. И президент говорит: «Я и моя жена хотели бы из личных сбережений вам вручить  определенную сумму, чтобы вы употребили их на гуманитарные цели в стране. Это было очень неожиданно для нас. Когда вернулись, я поручил определить медицинское учреждение, чтобы подаренные средства направить туда. После аварии на Чернобыльской АЭС  я свои нобелевскую, итальянскую Фьюджи премии передал на помощь  пострадавшим от последствий аварии. И отдал средства главе своей администрации Болдину, чтобы он решил этот вопрос о передаче подаренных мне денег.  И когда произошел путч, начались обыски у гэкачепистов, то у Болдина нашли эти 100 000 долларов. И он теперь повернул так, что я присвоил эти деньги. Прав тот, кто сказал: Господи, избавь меня от опасностей, которые могут исходить от друзей, а с врагами я сам справлюсь!» Всегда предают люди из самого ближайшего окружения.

– Вы можете заплакать от предательства близких друзей?

• Нет, я не плакал, только очень сильно сжималось сердце…

«Форос. 21 августа. Вспоминает Горбачева. Вошли без спроса, не предупредив, Плеханов их вел, а перед ним вся охрана расступается. Полная неожиданность. Я сидела в кресле, прошли мимо, и только Бакланов со мной поздоровался… А Болдин! С которым мы 15 лет душа в душу, родным человеком был, доверяли ему самое интимное!!!»

«Вспоминает Горбачев. Сели, я спрашиваю, с чем пожаловали? Начал Бакланов, но больше всех говорил Варенников. Шеин молчал. Болдин один раз полез: Михаил Сергеевич, разве вы не понимает, какая обстановка?! Я ему: мудак ты и молчал бы, приехал мне лекции читать о положении в стране.»

       При подготовке публикации были использованы отрывки из книги Михаила   Горбачева «Раиса», которую он подарил моей супруге Екатерине.

Беседу вел Владимир ПОТЕХИН