Автор: Павел Богословский

Опубликовано: 11.10.2012

Перед вами – удивительный документ вековой давности. Единственный случай в истории Урала, когда открытый совершенно случайно древний подземный ход был исследован археологами. Конечно, на подземные ходы на  Урале натыкались и после, но, как известно, в советское время их тут же их засыпали. В данном же случае, несмотря на продолжавшуюся в то время первую мировую войну, уникальное старинное сооружение было тщательно обследовано, о чем Павел Богословский подробно рассказывает в данном отчете.

С подземным ходом в Пыскоре (ныне это небольшое село в Усольском районе Пермского края) связано много загадок. Так и не известно для чего именно и когда его построили монахи, какой он был протяженности, откуда и куда шел. Любопытно, что исследователи обнаружили в тоннеле искусственно засыпанный ход, из которого шел запах ладана. А среди местных жителей издавна ходили легенды о спрятанных в горе сокровищах, при этом к некоторым пыскорцам во сне от ночи к ночи приходил старец и говорил, где нужно копать…

Увы, работы по изучению подземного хода в Пыскоре так и не было закончены. Помешала затянувшаяся мировая война, затем революция, гражданская война… Отверстие подземного хода зияло чернотой (после революции вход в него вскрыли), ожидая своих исследователей, пока сошедший со склона оползень вновь не скрыл его от посторонних глаз. Современные ученые, к великому сожалению, попыток отыскать и исследовать загадочный ход пока не предпринимают. А ведь как заманчиво разгадать тайны пыскорских подземелий! И сколько туристов привлек бы восстановленный таинственный ход…

Ну что ж, погрузимся в историю. Итак, слово Павлу Богословскому, 1915 год…

Источник: Известия Пермского Епархиального Церковно-Археологического Общества. Пермь, 1915. – Вып. 1. – С. 92-140.

Подземный ход и археологические раскопки в селе Пыскор Соликамского уезда

Об открытии подземного хода в селе Пыскор из Пермских научных обществ прежде всех был осведомлен Пермский научно-промышленный музей, получивший телеграммы от Соликамского уездного исправника и от председателя Соликамской земской управы г. Антипина. На ближайшем же заседании Совета музея (3 мая) эти телеграммы были подвергнуты обсуждению, вопрос был признан весьма важным и срочным, вследствие чего Советом музея было постановлено произвести обследование подземного хода, для каковой цели решено было командировать меня.

В это же время (в первых числах мая) вернулся в Пермь из поездки в Соликамск и Чердынь Пермский Епископ Андроник, также осведомлен в Соликамске об открытии подземного хода. Тотчас же по возвращении (5 мая) владыка в переговорах с представителями Пермского церковно-археологического Общества признал необходимым исследование подземного хода, особенно в виду того, что ход этот открыт на месте существовавшего в XVI-XVIII столетиях известного Пыскорского монастыря, и выразил желание, чтобы Общество взяло на себя это дело и организацию раскопок.

Церковно-археологическое Общество, считаясь с тем обстоятельством, что подземный ход открыт в пределах известного в старину Пыскорского монастыря и что одновременно с обследованием хода можно вести раскопки на месте монастырских развалин, признало необходимость организации раскопок, постановило изыскать средства (Пермск.ц.-арх. Общество совсем юное и не обладает, можно сказать, никакими материальными средствами), а для производства раскопок командировать меня. (В виду того, что я, состоя товарищем председателя Пермского церковно-археологического Общества, являюсь его официальным представителем и, следовательно, не могу отказаться от командировки, предложенной Обществом, я отказался от командировки со стороны музея).

При обсуждении вопроса об изыскании  средств на раскопки церковно-археологическое Общество постановило войти в соглашение с Пермской ученой архивной комиссией, со стороны которой естественнее всего можно было ожидать сочувствия и содействия. На ближайшем собрании архивной комиссии я, как член архивной комиссии, сделал сообщение об открытии подземного хода в Пыскоре, а затем на происшедшем соединенном заседании архивной комиссии и церковно-археологического Общества оба учреждения пришли к соглашению относительно необходимости разработки, обследования подземного хода и попутно раскопок на месте монастырских развалин, причем архивная комиссия отпустила из своих средств на предварительные работы 100 рублей и командировала со своей стороны члена комиссии Ивана Яковлевича Кривощекова. На том же заседании  было решено произвести предварительный личный осмотр подземного хода на месте с целью выяснить вопрос, представляет ли он интерес в археологическом отношении. Для этого были уполномочены те же лица, т.е. И.Я. Кривощеков и я.

7-10 мая мы совершили поездку в Пыскор для осмотра подземного хода. Ознакомившись внимательно с местностью и с ходом при проникновении в него сажень на десять, мы пришли к заключению, что ход имеет, бесспорно, археологическое значение, так как характер работы и устройство хода и почва не позволяют считать его за штольню, а заставляют скорее признать его за тайник или своеобразные местные катакомбы. Одновременно нами были осмотрены и развалины монастыря, причем невольно явилась мысль, что раскопки в данной местности пролили бы свет на прошлое монастыря, тем более, что мы получили от местных старожилов сведения, еще более укрепившие нас в этой мысли.

Выслушав наше заявление о необходимости обследования имеющего, бесспорно, археологическое значение подземного хода в Пыскоре, а равно и раскопок на месте бывшего монастыря, архивная комиссия и церковно-археологическое Общество на соединенной собрании постановили обратиться за материальной помощью к чрезвычайному земскому собранию, назначенному во второй половине июня, и за содействием к управляющему Кизеловским горным округом князя Абамелек-Лазарева горному инженеру Вас. Ник. Грамматчикову.

Также обоими учреждениями были посланы в Петроград ходатайства в Императорскую Археологическую Комиссию о выдаче листа на право производства раскопок. Еще ранее подобное ходатайство в Петроград было по телеграфу отправлено Епископом Андроником. Со своей стороны и я просил вице-председателя Императорской Археологической Комиссии В.В. Латышева оказать содействие в скорейшей высылке листа.

16 мая была из Петрограда получена от председателя Императорской Археологической Комиссии графа А.А. Бобринского телеграмма следующего содержания: «Исследование ходов Пыскорского монастыря Богословскому и Кривощекову разрешается. Граф Бобринский».

Получив вскоре и листы от Императорской Археологической Комиссии, заручившись открытыми листами от архивной комиссии, церковно-археологического Общества и от Пермского Губернатора (которому мы представились пред своим отъездом), ночью 27 мая мы выехали по Уральской горнозаводской линии в завод Кизел.

Прибыли здесь 28 мая, переговорили с В.Н. Грамматчиковым. Изложив пред ним суть дела, познакомив с предстоящей работой, мы обратились к нему с просьбой оказать нам содействие в технической части предстоящих раскопок (28 мая В.Н. Грамматчиков получил письмо от Пермского Епископа Андроника, в котором владыка просил В.Н-ча оказать нам содействие). Сочувствие и содействие Василия Николаевича превзошло наши ожидания. Он очень внимательно отнесся к нашему делу, сам весьма заинтересовался раскопками и предоставил нам в сотрудники опытного горного техника Дмитрия Михайловича Клокова вместе с двумя хорошими шахтерами, которые захватили с собой инструменты для горной работы. Ознакомившись же с нашим скромным бюджетом (100 рублей, предоставленные архивной комиссией), Василий Николаевич сделал распоряжение Д.М. Клокову расходовать пока отпущенные ему деньги.

29-го утром мы выехали из Кизела на ст. Солеварни, а оттуда через с. Усолье в Пыскор на лошадях. Судьба нам благоприятствовала (наконец-то, после многих усилий и препятствий!). При переезде через Каму в с. Усолье мы встретились с членом Соликамской земской управы г. Мялицыным, а 27 мая виделись в Перми с другим членом той же управы г. Колесниковым. Эти встречи имели для нас важное значение, так как мы надеялись на материальное содействие раскопкам со стороны Соликамской земской управы.

Как г. Колесников, так и г. Мялицын с интересом выслушали нас и со своей стороны обещали посодействовать в оказании субсидии на раскопки.

В Пыскор мы приехали поздно вечером 29 мая, поручили уряднику отыскать нам квартиру и рабочих, а осмотр местности, где предстояло вести раскопки, оставили до утра.

Село Пыскор и его прошлое

Старое село с живописным прекрасным видом на Каму с монастырской горы. Раскинулось оно между двумя высокими холмами, с протекающими под ними речками – Пыскоркой и Камгоркой. Заурядное среднее село среди северной сумрачной природы. Но когда взойдете на гору, где стоял когда-то славный Пыскорский монастырь, и взглянете оттуда на окрестности, как все меняется…

Широкая Кама дугой изгибается у Пыскора, и оба конца ее, уходя в даль, точно закреплены церквами, как сторожевыми столбами. Сияют кресты над белоснежными храмами в ясны солнечный день. То вниз по Каме – ряд сел соленосного района, то вверх по Каме – Соликамское пригородное село Красное с его пирамидальной колокольней.

Старое селение Пыскор. Что за жизнь здесь была в доисторическую пору – достоверных, документально обставленных или основанных на археологических исследованиях, – сведений нет. Только названия Пыс-кар, Кан-кар (Кам-горт) указывают, что аборигены этого селения принадлежали к финскому племени. Исторические сведения начинаются с XVI века. В начале второй половины XVI в. появился на Каме в Пыскорской местности богатый солепромышленник из Соль-Вычегодска – Аника Федорович Строганов, получивший на земельные камские владения Царскую грамоту от 1558 года.

Официальные исторические данные связывают с именем Аники Строганова возникновение Пыскорского монастыря, ставшего впоследствии родовым монастырем Строгановых. Не касаясь здесь некоторых основательных намеков в актах на прошлое Пыскорского монастыря, намеков, позволяющих предполагать возникновение монастыря ранее появления на Каме Аники Строганова, коснемся только определенных моментов в истории Пыскорского монастыря.

Получив будто бы от Строгановых соленосные земельные угодья Пыскорский монастырь сразу поднял свое материальное благосостояние. Доходы его достигали очень крупных сумм, чем легко и объясняется богатство утвари, значительная доля которой хранится теперь в ризнице Пермского Спасо-Преображенского Кафедрального собора (см. свящ. И.Словцова, «Пыскорск.ставропиг. 2-го кл. монаст.», 1869 г., также мою заметку о ризнице пермского кафедр.собора – «Пермские Епарх.Вед., 1915 г., № 8-9).

В XVII в. промышленность в Пыскоре приняла еще новую форму. В 1640 году в Пыскоре был основан первый на Урале медеплавильный завод. Сохранившийся до сих пор в Пыскоре шлак служит напоминанием о деятельности завода.

Середина XVIII столетия, именно 1755 год, была роковой для Пыскорского монастыря. Просуществовавши исторически почти 200 лет, монастырь был разрушен до основания настоятелем своим архимандритом Иустом. (До сих пор в памяти пыскорцев держится поговорка «архимандрит Иуст сделал монастырь пуст»). Установить основную причину такого поступка архимандрита Иуста пермским историкам пока не удалось.

Разрушенным Пыскорский монастырь, однако, не перестал существовать; он был перенесен на речку Лысьву, на 10 верст вверх по Каме. Но и здесь он простоял недолгое время. Возведенная без соблюдения даже основных требований строительного искусства монастырская постройка вскоре разрушилась, при обвале одной церкви погибло до 70 человек. Тогда в 1775 году Пыскорский монастырь с Лысьвы был переведен в Соликамск и соединен с Соликамским Вознесенским монастырем.

В Соликамске он был также недолго (между прочим, здесь произошло убийство очень крупной личности архимандрита Иакинфа) (см. изданную мною старинную рукопись «Архимандрит Иакинф». «Перм.епарх.вед., 1915 г., № 23 и 24). В 1794 году он вновь был переведен, именно в г. Пермь, в созидавшийся тогда в Перми монастырь и явился одним из основных элементов пермского Спасо-Преображенского кафедрального собора, куда поступили Пыскорский иконостас и весьма богатая ризница.

Такова краткая история Пыскорского монастыря. В настоящее время на месте славного когда-то монастыря находятся развалины-щебень, известка, почти совсем заросшие травой… И зарос бы этот щебень, если бы не тревожили его: каждый год вывозят сотни телег монастырского щебня для утрамбовки дорог… Да уцелела еще от монастыря одна церковь, теперь единоверческая (Никольская), со старинными монастырскими иконами и церковными предметами. От прекрасного когда-то монастырского сада сохранились до сих пор три тенистые дуплистые липы. Трехсотлетней давностью веет от этих свидетельниц славной монастырской жизни (см. «Перм.епарх.вед.», 1868 г.).

Былые богатства Пыскорского монастыря породили разные легенды, которые снова освежились в памяти народа с открытием подземного хода. Самая обычная, самая ходячая молва – о богатом кладе, зарытом монахами… Действительно, Пыскорский монастырь был очень богат (см. мою статью «К вопросу о матер. положении духов. в Пермском крае в первой четверти XVIII ст. по архивным данным». «Перм.епарх.вед», 1915 г., № 22 и «Ведомость о Вятском арх.доме» за 1725 г.), но предположения о зарытых сокровищах на месте монастыря можно только допустить с оговорками. Другое дело, если бы раскопки на месте монастыря и расчистка подземного хода раскрыли бы что-нибудь из прошлой жизни монастыря, дали бы возможность сколько-нибудь отчетливее представить историческую обстановку, быт монастыря, причем главным образом свое внимание при работе мы должны были сосредоточить на подземном ходе.

Открытие подземного хода и результаты предварительного осмотра его

Насколько удалось восстановить, открытие подземного хода произошло так: 26 апреля сего 1915 года мальчики, играя на горе, заметили на южном склоне горы, обращенном к селению, ямку-провал, образовавшуюся вследствие стока дождевой воды и после прохода по этому месту коровы. Мальчики стали разрывать ямку. Провал постепенно увеличивался, и, наконец, толкнутая в ямку палка свободно ушла в землю. Это заинтересовало детей. Они сообщили старшим. Те принесли саженны шест, который весь ушел в ямку. Тогда связали два шеста, и эти шесты свободно также вошли в образовавшееся отверстие. После этого решили раскопать провал. При работе постепенно определился вход в подземелье, куда тотчас же забрались смельчаки в надежде найти клад и поживиться им (я называю этих лиц смельчаками потому, что забираться в подземный ход без всякой предосторожности и разведки было весьма рискованно из-за возможного обвала и скопления газов. Слава Богу, что все кончилось так благополучно для пыскорских «археологов»).

Не обошлось дело и без иного отношения к подземелью, вполне естественного, если известно, как среди пыскорцев крепко предание о монастыре: некоторые из присутствовавших при расчистке ямы надеялись найти в горе святые мощи, и какая-то благочестивая старушка принесла икону и восковую свечку, поставила икону при входе и зажгла свечку.

Смельчаки пробрались до конца коридора и в одном месте, особенно тесном, где можно было пробираться ползком и то с трудом, они разбросали землю, расчистив, таким образом, проход. Однако клада не нашли. Проведавшая о ходе полиция закрыла в него доступ досками и завалила землей.

30-го мая рано утром мы приступили к осмотру и изучению местности и подземного хода.

Вся гора, на которой существовал монастырь, изрыта провалами, канавами, буграми, причем многие провалы имеют правильную четырехугольную форму (чаще параллелепипеда), есть провалы длиннее, напоминающие рвы и опять-таки правильной формы и прямого направления. На самой горе щебень, сохранившийся от развалин, местами обнажен от покрывающей всю гору травы, и повсюду разбросаны холмики, грядки, валы. Никаких развалин, сохранившихся от монастырских построек, кроме упомянутой выше единоверческой теперь церкви, на горе нет… Монастырь был разрушен, действительно, до основания.

С восточной стороны подходит Кама. Здесь гора круто (градусов 60) опускается в Каму. Это место называется «оползино» и, по преданию, происшедший здесь в 1755 году оползень горы и вынудил архимандрита Иуста перенести монастырь на новое место во избежание обвала и разрушения монастыря.

С северной и южной стороны гора опускается, с южной круто, прямо к селению и к речке Камгорке, а с северной более полого к так называемому «Банному логу», получившему свое наименование от существовавшей здесь в старину монастырской бани. В настоящее время лог этот зарос осокой и тиной. С западной стороны гора также постепенно склоняется и отчасти заполнена постройками.

Вход в подземный коридор находится, как уже сказано, на южном склоне, в угоре, около огородов. Представляет он простое зияющее отверстие четвертей 6х5 (я говорю о первоначальной форме и размерах отверстия). Чтобы попасть в коридор, приходится сильно согнуться и так входить в отверстие, затем круто спускаться вниз, поворачивая при это вправо, к Каме, т.е. к востоку, и потом идти по узкому коридору. Ширина коридора в том месте четверти 3 1/2. Высота постепенно увеличивается, а сажень через 14 сразу падает. Здесь первый обвал, и приходится согнуться «в три погибели», чтобы пройти его. Этот обвал длинно две с половиной сажени. Дальше ход опять принимает первоначальную форму, но сажень через 5 начинается второй обвал, длиной около 3 сажень, за которым ход круто идет вверх, при этом суживается и вскоре оканчивается.

Порода, в которой сделан подземный коридор, представляет смесь красной глины и мелкой гальки, получившую местами вид прочной, спаянной массы, похожей на плитняк.

Результаты предварительного осмотра подземного хода сводятся к следующему:

1. Работа производилась изнутри, из горы (это видно по следам ударов и глубоким царапинам).
2. Проход пробивался острым инструментом, в роде кайла.
3. Ход кончается не завалом, как первоначально можно было думать; дальше должен быть ход, но этот ход, по всей вероятности, пойдет вверх, уклон его градусов 45-50, так что осыпь явилась, пожалуй, вследствие опустившегося люка (как будет указано ниже, это предположение о направлении хода вверх под углом 45-50 градусов вполне подтвердилось. Существование и обвал предполагаемого люка как будто подтверждается находящимися на поверхности угора четырехугольным провалом под одним меридианом с концом подземного коридора).
4. Налево от входа сажень через 7 есть небольшая боковая впадина с полуциркульным верхом – нишка. В ней заметны следы копоти.
5. Длина подземного коридора от устья до вертикального места – 24,91 саж.
6. Ход представляет узкий коридор с аркообразной крышей, с сырой, грязной подошвой. Сырость, по всей вероятности, образовалась от проникшего снаружи воздуха.

Организация работы в техническом отношении

В виду того, что моя работа представляет попытку всестороннего описания археологических раскопок в Пыскоре летом 1915 года, с возможными и осторожными пока предположениями и выводами, я касаюсь технической стороны дела только в ее основных пунктах. Однако, чтобы сделать описание и в этом отношении более или менее полным, я присоединяю к своей работе, в виде приложения, письмо Дмитрия Михайловича Клокова, заведовавшего технической частью разработки подземного хода, письмо, которое он написал по моей просьбе и где им дано более полное изложение истории разработки подземного хода.

Прежде, чем приступить к работам, пришлось основательно, еще в Перми, подумать о технике работы и вообще об условиях работы в горе. Прямых практических указаний на производство работ в подземном ходе в брошюрах известного археолога А.А. Спицына «Археологические разведки» и «Археологические раскопки» почти нет, так как там, главным образом, говорится о верховых раскопках. Поэтому еще в начале мая я обратился за содействием к хорошо знакомому мне по Петрограду Василию Васильевичу Латышеву, ординарному академику Императорской Академии Наук и вице-председателю Императорской Археологической Комиссии, человеку, получившему европейскую известность своими работами в области археологии Южной России. По просьбе В.В. Латышева член Императорской Археологической Комиссии А.А. Спицын написал мне письмо, привести которое здесь я считаю нелишним, в виду того общего интереса, который оно представляет. Вот это письмо:

«Милостивый Государь, Павел Степанович!

По просьбе и желанию В.В. Латышева, сообщаю Вам на всякий случай свои предположения о способе раскопки Пыскорского хода.

Казалось бы, что прежде нужно расчистить вход и затем тщательно исследовать открытую часть хода, осмотрев ее стены (надписи, ниши, следы дверей, способ работы) и подошву. Вероятно, ход устроен в твердой породе (известняк?), так что обрушения нечего бояться, но если есть опасение, то у входа должно быть постоянное дежурство на случай обвала. Направление хода должно быть занесено на чертеж с помощью магнита или бусоли.

Обнаруженный обвал вывезти на тачках вон из хода или временно отложить землю по коридору. Землю выбирать с одного боку, вплоть до обнаружения поверхности материка и выхода в продолжение хода. Выйдя на свет, можно решить, куда удалять землю: тачками по коридору или же выкидом вверх. Желательно вынуть весь засыпанный люк, если только пласт земли сверху не чрезмерно велик. Иначе придется подвести крепь. Если удобно выбрасывать землю вверх, то нужно сохранить часть обвала, чтобы образовать из него нужные для выкида уступы. Для освещения можно взять лампы. Если воздух окажется удушливым, освежить его с помощью зажженной соломы. Если обвал случился на месте люка, обследовать его устройство.

Тем же способом идти далее, следя за прочностью стены и верха. Совет штейгера почти необходим. Значительного помещения среди ходов ждать нельзя или же такое помещение должно иметь каменный свод; всякий иной обрушится.

Теряюсь в догадках насчет назначения хода. На что нужен он был в монастыре? Для добывания воды? Но, наверное, колодцы были. Для спасения в опасности? Для сбережения имущества? Может быть, это вовсе не монастырские ходы. Такие есть ниже по Каме, например, у Чеганды в устье реки Белой. Может быть, они отшельничьи или же разбойничьи. Ходы эти идут параллельно берегу и имеют другой выход наружу.

С большим удовольствием я узнал из письма Вашего, что Вы заняты древнейшей историей Пермского края и имеете здесь новые соображения и новый материал. Ваши положения представляются мне рискованными, но во всяком случае интересными. Желаю Вам в этих исследованиях всевозможного успеха. Пермь теперь совершенно лишена историков и археологов. Я очень был рад, узнав, что жизнь здесь снова началась. Если бы я чем-нибудь мог быть Вам полезен, то все с наслаждением сделал бы.

Ваш покорный слуга А. Спицын.

Петроград. 1915 г. V/18.

Спицын Александр Андреевич, Императорская Археологическая Комиссия».

Помимо письма А.А. Спицына и специальной литературы в выработке плана работ и организации раскопок большую помощь оказал предоставленный В.Н. Грамматчиковым специалист горный техник Д.М. Клоков, который сам весьма заинтересовался раскопками и работал, не ставя на первый план исключительно технические удобства в ущерб археологическим целям. Но работа в узком подземном ходе и для специалиста горняка часто ставила большие затруднения. Приходилось считаться с необычными условиями работы в горе, с появившимися газами, с возможностью обвалов.

Техника расчистки хода

В первый день работа производилась так: рабочих, кроме шахтеров, которые чередовались в работе у первого завала, было 3; землю выносили в мешках, каждый рабочий нес свой мешок от завала через весь подземный ход. Рабочие чередовались, двое в горе, один снаружи. Лишь второй рабочий показывался у входа с мешком на спине, третий шел на его место и останавливался на некотором расстоянии от первого, в мешок которого шахтер бросал землю. Задержек, остановок в работе при такой системе, можно сказать, не было, но зато работа шла чересчур медленно. Вынесенную землю выбрасывали в 10 саженях под откос, в стороне, чтобы она не могла впоследствии затруднить работы.

Через два дня эту систему удаления земли из подземного хода заменили более целесообразной и практической, именно перешли к выноске земли носилками. В смену при этом было занято 6 человек: один копал землю, другой бросал в мешок, а две пары по очереди выносили на носилках этот мешок с землей. В запасе всегда имелся при этом мешок, который и нагребался в то время, пока выходила из горы первая пара и (потом) подходила вторая, так что работа и выноска земли шла беспрерывно, рабочие не ждали друг друга. В этом и была выгодная сторона это второй системы. Работа по расчистке хода и удалению земли шла теперь гораздо живее. В среднем, в смену можно было выносить 180 мешков Х 2 пуда = 360 пудов, т.е. приблизительно около ½ куба. Для регистрации была привешена при входе доска с дырочками и передвижной затычкой. Поставленный при ней мальчик при каждом выходе носилок передвигал палочку.

Так продолжалась выноска земли до окончания работ, причем временам приходилось пользоваться теми или другими техническими приспособлениями для устранения неблагоприятных явлений; например, удушливых газов.

Так, прежде всего, для удаления дурного воздуха построили вентиляционную печь снаружи, сложенную из кирпича с длинной железной трубой. Для вентиляции пробили в земле канал сверху до подземного хода, провели в нее железную трубу и эту трубу поместили в другую большую дымовую трубу, которая таким образом вытягивала из подземного хода дурной воздух. Об устройстве этой речки можно узнать полнее из приложенного письма горного техника, где есть и чертеж ее.

Печь работала удовлетворительно до 4 июня, когда приток дурного воздуха в подземном ходе увеличился, и работы должны были прекратиться. Потребовались для борьбы с газами новые, более решительные средства, и Д.М. Клоков поехал специально в Кизел за вентилятором. 7 июня вентилятор был приспособлен, и работы возобновились. Железная труба для нагнетания снаружи чистого воздуха была проведена от вентилятора до самого конца коридора. Снаружи вентилятор приводился в действие ручной силой, для чего были поставлены две смены женщин. (Нагнетание воздуха производилось беспрерывно).

Верховые раскопки (на горе) велись канавами, траншеями с уклонениями, по мере надобности, в стороны и с углублениями, где это требовалось. Раскопок большими ямами с несколькими уступами было немного, так как вся работа носила главным образом разведочный характер, как это ниже указано. Направление траншей определялось как общими соображениями, основанными на изучении местности и на разведках щупом, так и обнаруженными находками фундамента и т.д.

Помимо определенных раскопок все время производились в разных местах разведки и особенно, конечно, на месте работ. Так, в горе беспрерывно нащупывали почву во избежание обвалов и для предупреждения появления газов.

Задачи предстоящей работы

Перед нами стояли такие задачи: во-первых и главным образом, необходимо было обследовать подземный ход, т.е.:

а) выяснить его характер;

б) назначение;

в) отношение к Пыскорскому монастырю.

Во-вторых, производство верховых раскопок с целью выяснить границы монастырских построек.

В виду сложности работ, возникших препятствий и нежелания разбрасываться, а, наоборот, преследовать определенные цели, что является требованием научных раскопок, мы свели задачи предстоящей работы к двум определенным пунктам:

1) в горе – к обследованию хода в смысле выяснения его характера и, по возможности, назначения;

2) на горе – к определению границ только монастырского собора.

Весьма серьезным основанием к такому определению задач работы послужило соображение, что раскопки в Пыскоре, в виду крупного исторического значения Пыскорского монастыря и археологического интереса, какой сам по себе представляет открытый подземный ход, бесспорно, потребуют к себе большого и продолжительного внимания со стороны местных археологических обществ. Поэтому работы 1915 года являются только подготовительными, начальной ступенью к тому хранилищу исторических сведений о всем Пермском крае, какие могут дать археологические работы в Пыскоре. (Не надо забывать, что подземные ходы у нас вообще почти не обследованы в археологическом отношении. Поэтому нам в своих работах пришлось часто идти ощупью, так что работы 1915 г. носили естественно разведочный характер).

Насколько нам удалось разрешить поставленные выше задачи, видно из дальнейшего. Скажу только, что большего мы и не ждали ныне, да и ждать от подготовительных работ каких-нибудь открытий было бы странно. Требовать от археологов, чтобы они, особенно в подготовительный период раскопок, нарыли золота, серебра и разных ценностей, вместо черепков, могут только невежды в археологии и кладоискатели, которые по праву считаются первыми врагами археологии…

Описание раскопок

Рассмотрев в общих и основных чертах технику работы и определив задачи ее, перейдем к описанию самих раскопок. Это описание я поведу в хронологическом порядке и, между прочим, для того, чтобы читатель видел, как  шаг за шагом мы подвигались вперед к намеченной цели. В основу описания лег веденный мною на раскопках археологический дневник.

30 мая 1915 года. По выработанному предварительному плану необходимо было сначала расчистить в подземном ходе завалы, а потом перейти к расчистке вертикального места, т.е. конечного пока пункта коридора, причем предполагалось, что, вероятно, ход пойдет вверх, т.к. на основании осмотра можно допустить, что произошло опущение люка.

Подземный ход осветили стеариновыми свечами, расставленными в специальных стенных подсвечниках через известные промежутки. Вид коридора совершенно изменился. Вместо мрачного сырого прохода перед нами был теперь светлы и даже приветливый коридор. Какой-то даже праздничный вид принял он. Теперь свободно, легко входите вы в подземелье, как будто даже не чувствую той громадной тяжелой сырой массы, какая нависла над вами и скрыла вас от белого света…

Шахтеры приступили к работе, к удалению первого завала. Чередуясь, они стали раскапывать его и бросать в мешки землю. А рабочие, одни за другим входя в подземелье, выносили мешок за мешком и сваливали землю под гору, на отвал.

Работа началась… Точно сказочные гномы завелись опять в горе и принялись за свою подземную работу.

Для ускорения работы решили поставить ночную смену. Однако эта смена работала только до 11 часов вечера. От постоянного беспорядочного хождения людей по коридору с мешками на спине, занимавших при этом почти весь коридор, вентиляция нарушилась. Приток свежего воздуха почти прекратился, а другой воздух увеличился от постоянного пребывания в подземелье людей. Поэтому свечи стали гаснуть, работать было душно, и в 11 часов работы в горе остановились. Таким образом в первый же день работы мы встретились с весьма серьезным препятствием.

Земли в первый день было вынесено приблизительно с четверть куба, что вполне достаточно для начала, тем более, что работа шла с перерывами.

Пока налаживалась работа в подземном ходе, мы решили приступить к верховым раскопкам. На окаймленном гребнями заросшего щебня центральном месте поверхности горы, где, как можно предполагать по расположению гребне щебня, был раньше монастырский собор (каменный, построенный в XVII веке), мы остановились на одной яме, по-видимому, не раз подвергавшейся раскапыванию (В Пыскоре местные любители старины не раз копались на месте монастырских развалин. Искали клад, искали также могилу Аники Строганова, который, по преданию, умер около 1570 г. и которому приписывается основание Пыскорского монастыря. В первый свой приезд в Пыскор 9-го мая мы наводили справки об этих любительских раскопках и проверяли сведения о них, полученные мною от своих родственников, уроженцев Пыскора. Наиболее значительные раскапывания происходили лет 40 назад. Местному жителю Хомутову во сне какой-то человек указал место на горе и велел рыть тут, искать клад. Хомутов приступил к раскопкам, была вырыта большая яма, причем была обнаружена стена и железная дверь (?!). Но лишь только дошли до стены, как будто бы появилась вода и не дала возможности продолжать работу. Причем старики припоминали, что местный священник о. Вениамин, присутствовавший при рытье ямы, сказал им, тогда еще мальчикам: «ну-ка вы, ребята, качайте воду; может вам дастся». Но так ничего «не далось», вода выступала с такой силой, что работу пришлось остановить. Рассказывали и о других попытках рыться на горе, но всегда будто бы выступала вода и работу приходилось бросать).

Поставили двух рабочих рыть квадратную небольшую яму (№ 1). До раскопок поверхность ложбинки, где стали рыть, находилась от поверхности гребней на глубине аршин 5. Почва оказалась сплошь состоящей из щебня, залитого известкой. (Кстати, вся площадь собора представляет такую почву, чем весьма затрудняет работы).

Вырыли яму (во все стороны по  6 четвертей) с углублением только на 5-6 четвертей, так как на глубине 4-х четвертей показалась вода. Вода шла откуда-то снизу, из-под камней и была очень холодная.

И здесь, наверху, работу пришлось остановить, так как для продолжения раскопок воду необходимо было откачать, а машины достать в этот день не могли. Местные пожарные общества отказались дать свои машины без согласия обществ.

Так, в первый же день мы сразу столкнулись с двумя весьма серьезными препятствиями, на борьбу с которыми пришлось употребить немало энергии и потратить много времени. (Весьма интересным представляется факт нахождения воды на высокой горе и на небольшой глубине от поверхности. После долгого обдумывания я лично пришел к одному предположению, которое впоследствии и подтвердился. Но об этом ниже).

Помимо указанных работ в этот день мы производили обследование всей горы, измерения, нивелировку и разведки щупом. В некоторых местах горы (и под горой) щуп доходил до плотной породы, по всей вероятности, каменной кладки. Но в настоящем отчете я не касаюсь этих пунктов и результатов их разведывания, потому что все это имеет значение при продолжении раскопок.

31 мая. Работа в горе шла плохо и вскоре стала невозможной из-за дурного воздуха. Свечи гасли, пламя точно срезывалось невидимой рукой и наступала мгновенная темнота. Жутко было находиться в такие минуты в земле. Кругом тесно, как в могиле, сыро, душно и совершенно темно!.. Выбираться приходилось ощупью.

Земли в этот день из подземелья вынесли немного, приблизительно с 1/8 куба. На совете обсуждали создавшееся положение. Согласились с мнением и предложением Д.М. Клокова – устроить вентиляционную печь при устье подземного хода и потом, в случае возможности, пустить две смены (дневную и ночную).

На горе в этот день раскопки шли более интенсивно и с большими успехами. Прежде всего достали пожарную машину от местной жительницы г. Хомутовой. И тут не обошлось без задержки: при машине не оказалось приемного рукава, которые не без труда достали в волостном правлении. Рукав оказался опять дырявым, пришлось заняться его починкой и т.д.

В этот день А.П. Лопатин, местный старожил (67 лет), народный учитель, к которому мы и раньше обращались, указал нам новое место, где, как он только что припомнил, рылись лет 40 назад и доходили до стены. (Разноречивость и неопределенность показаний местных старожилов заставляет нас с большой осторожностью относиться к ним и доверять только после проверки, сравнения и разведки). Это место находится в западной части предполагаемых в земле остатков соборного здания, под восточным склоном поперечного гребня, идущего с севера на юг.

Указание А.П. Лопатина приняли к сведению и решили произвести разведку с помощью небольшой траншеи, а если потребуется, то спуститься уступами. Наметив три пункта (№№ 2, 3 и 4), поставили трех рабочих рыть траншеи. Средняя (№ 2) из этих траншей была намечена в большем масштабе. Одновременно с рытьем производилась разведка и щупом. Так, в средней канаве щуп на площади 12 квадратных четвертей доходил на глубине 7 четвертей до чего-то плотного.

Постепенно работу сосредоточили на средней траншее (№ 2), расширили ее и в 4 часа дня дошли до стены из плитняка. Дальнейшие работы постепенно расширяли площадь стены и вместе с тем стали выясняться вертикальные очертания открытой стены.

По окончании сегодняшних работ можно было даже подумать, что стена опускается к востоку наподобие винтообразной лестницы. Но это слабое подобие лестницы оказалось беспорядочно лежащими в данном месте обломками бутовой кладки. Следует заметить, что поверхность открытой стены находится на глубине аршин 5-6 от верха гребня (напомню, что поверхность горы очень неровная, изрыта провалами, канавами и усеяна холмиками).

При раскопках на разной глубине стали попадаться различные мелкие находки (обломки костей, изразцов, куски дерева и т.п.).

Одним словом, верховая работа сегодняшнего дня свелась к выяснению местонахождения западного пункта предполагаемых остатков соборного здания.

Расширение средней траншеи дало возможность установить этот исходный пункт последующих работ. Вместе с тем явилась надежда, что дальнейшие раскопки открытой стены поведут к чему-нибудь определенному.

1 июня. В горе возобновились работы, хотя постройка вентиляционной печки еще не окончена. После перерыва в работе воздух в подземелье, естественно, освежился. Сегодня перешли к ново системе выноски земли при помощи носилок. Работа ускорилась, к тому же сегодня мешки были по 2 пуда, а вчера по 1 пуду. Выносили в час в среднем 25 носилок (=50 пудов).

Однако постепенно воздух стал опять портиться, свечи гаснуть, дышать стало тяжело, и работы в подземном ходе были прекращены теперь уже до установки вентиляционной печки.

А занялись пока деревянной обделкой устья. Выход подземного хода расширили, спуск сгладили, сделали ступеньки, обложили их досками. Устроили перед входом дощаной киоск с дверью, с полуциркульным верхом над нею, крышу обложили дерном; кругом устья по склону горы провели канавку с диаметром сажени три, чтобы сток воды с горы не разрушил киоска.

Теперь вид входа в подземелье совершенно изменился; не было уже бесформенного зияющего отверстия входа. Рядом  с киоском возвышалась широкая железная труба, укрепленная проволокой. Красиво выделялась на зелени красная кирпичная печь, а вечерами во время работ ярко сверкал огонек в печи. Стало как-то уютнее с устройством печки. Работа в горе пошла при ярком освещении, которое давали хорошо горевшие теперь стеариновые свечи. Настроение сразу поднялось. И рабочие были довольны.

С устройством печки и у входа стало хорошо.

По вечерам теперь собирался кружок. Мы сидели у печки, освещаемые красными отблесками огонька. Мимо ходили беспрерывно темные фигуры рабочих с носилками… Над нами была темная массивная гора, таящая в себе загадки. Слева светлела широкая Кама с плывущими по ней плотами и пароходами… Сидели мы и невольно уходили мыслью в то далекое прошлое, на которое наводили и обстановка, и работа, и рассказы местных старожилов…

На горе работы в этот день тоже продолжались и дали результаты. Две боковые, начатые 31 мая, траншеи (№№ 3 и 4) пока оставили; продолжали разработку средней траншеи (№ 2). Яму выровняли, зачистили, нашли обрез и стали углубляться по этому обрезу. Так как углубились теперь почти на 3 аршина, выброска земли стала затруднительной. Поэтому, не желая утруждать рабочих, работы повели уступами, для чего сняли землю к востоку от ямы, куда вела нас траншея. Предполагавшаяся сначала выемка земли с помощью бадьи была пока оставлена.

Обследование обреза и дальнейшая судьба постепенно выяснили, что бутовая кладка представляет только западную, наружную часть стены, а восточная, внутренняя часть стены состоит из кирпичной кладки, причем верхний ряд кирпича положен вертикально, на ребро. Кирпич старинный, большой, очень крепкий, спаян также крепко. С большим трудом удалось выбить из ряда один кирпич для исследования.

Работали еще в яме (№ 5), пока не дошли до воды. Дальше как будто нащупывается дерево. Не плахи ли это, о которых говорил один из присутствующих стариков? (будто бы много лет назад копали здесь и дошли до плах).

Попадались и находки, но носили прежний беспорядочный случайный характер. Ничего ценного в археологическом и материальном смысле не было найдено.

Работу на горе пришлось остановить из-за сильного дождя.

Работало сегодня всего 15 человек с шахтерами.

2 июня. Сегодня начала действовать вентиляционная печка. Условия работы в горе улучшились. Работа шла все время, в две смены – день и ночь. Вечером приятно было сидеть у входа в подземелье, у огонька, который ярко выделялся на мрачном фоне горы. Шутили, что подземелье у нас теперь с трубой и скоро «укатит» вниз по Каме, в Пермь.

На горе продолжали раскапывать яму (№ 2) с открытой стеной. Расчистка обнаружила кирпичную кладку, очень крепкую и чистую. Лишь только углубились на два ряда кладки, как показалась вода, из-за которой и пришлось вскоре остановить работы. Однако и теперь уже можно было сказать, что открытая стена является фундаментом, облицованным изнутри кирпичом.

Является вопрос, откуда же на горе вода и как она держится? Еще при разведке 30 мая в яме № 1 показавшаяся вода заставила нас серьезно призадуматься и внимательнее отнестись к рассказам старожилов о воде, не раз останавливавшей попытки рыться.

У меня лично тогда же возникло предположение, что в земле непременно должны сохраниться остатки фундамента. Этот фундамент, по всей вероятности, находится на плотной глинистой почве (в Пыскоре и окрестностях его повсюду глина). Таким образом должна получиться большая коробка. В этой коробке скопилась, надо думать, верховая дождевая вода. Следовательно, если прибегнуть к выкачиванию воды, то 1) с одной стороны, одновременная убыль ее в разных пунктах при условии выкачивания из одного пункта докажет существование предполагаемой в земле коробки, а 2) с другой стороны, это изменит условия работы к лучшему и таким образом даст возможность продолжать раскопки.

Действительно, так и оказалось впоследствии. Когда стали откачивать воду из ямы № 2, постепенно она стала убывать в яме, чем доказывалось отсутствие подземного ключа и вместе с тем вода стала убывать и в ямах № 1 и № 5. Это обстоятельство с полной несомненностью говорило о соприкосновении воды во всех ямах и доказывало существование коробки, образовавшей из дождевой верховой воды подземный бассейн.

Откачивание воды и одновременно шедшая расчистка ямы № 2 постепенно обнажили еще несколько рядов подземно кирпичной кладки. Это увеличило наши надежды на дальнейшие открытия, а, главное, убеждало в том, что мы стали в верховых раскопках на верный путь.

3 июня. В горе работа налаживается. Печка вентилирует подземный коридор настолько хорошо, что в полдня вынесли 96 мешков земли пуда по два каждый. Расчистка подземного хода от завалов весьма значительно облегчила выноску земли.

Наверху в этот день работы велись в более широком масштабе и дали результаты. Пока часть рабочих была занята откачиванием воды из ямы № 2, расширением и углублением ямы около открытого фундамента, я поставил двух рабочих для проведения канавы (№ 6) в западном направлении от фундамента с целью разрезать гребень и выяснить ширину фундамента. Гребень (вал) оказался из чистой грунтовой земли, в то время как вся площадь, бывшая под собором, на значительную глубину состоит из щебня.

Вскоре разрез гребня дал находку: в 9 ½ часов утра здесь на глубине 10 четвертей напали на погребение, описание которого будет дано ниже.

Выше костяка, на глубине 2-3 четвертей от поверхности, найдены углу и куски изразца. Для лучшего обследования этого места канаву удлинили. Схематический приблизительный разрез гребня представляется в таком виде, как это видно на чертеже.

4 июня. Работы в горе шли всю ночь. Всего за ночь вынесли 181 мешок земли по 2 пуда (=362 пуда).

Первоначальный план работ в подземной ходе теперь несколько изменился. После удаления завалов мы предполагали приступить к расчистке вертикального места, т.е. конечного пока пункта подземелья, с целью продвинуться дальше. При этом, предполагая, что ход пойдет вверх, что, может быть, является следствием опущения люка, мы рассчитывали идти именно вверх. Однако, сколько ни убирали и ни относили земли, она все продолжала подсыпаться сверху. Надо было что-нибудь предпринять. По предложению горного техника, решили пока оставить попытку проникнуть вверх по следам люка, забить их во избежание обвала и продолжать расчистку в прямом направлении на одном горизонте с открытой уже частью подземелья. Дальнейшую расчистку хода производил техник с ежеминутной, можно сказать, предварительной разведкой щупом во избежание наплыва газов, которые могли внезапно хлынуть в коридор, если бы мы напали на пустое пространство и задушить присутствующих. А присутствие газов чувствовалось уже в первый день работы. Сегодня с 5 часов утра заметили усиленное выделение газов, к 6 часам утра выделение было настолько сильное, что угрожало прекращением работ. По всей вероятности, сильная тяга в вентиляционную трубу играла здесь не последнюю роль.

Днем газы пошли еще сильнее. Пришлось прибегнуть к помощи нашатырного спирта: рабочие угорали и сам Д.М. Клоков вынужден был от сильной головной боли слечь в постель. Работы в горе были прекращены в третьем часу.

Наверху в этот день продолжались работы по расчистке большой ямы (№ 2) и определению прочих стен фундамента. В яме № 2 производилось откачивание воды, причем вода убывала и в других ямах. Расширение ямы № 6 к востоку уступом (№ 7) дало возможность определить ширину стены (около сажени). Выкачали всего воды за день на две четверти.

В яме № 2 на глубине 8 кирпичей дошли до деревянного пола, состоящего из широких и толстых плах. Плахи идут параллельно фундаменту. Под полом оказалась глина. Теперь стало понятно, почему держалась вода на горе. Каменная коробка с деревянным полом, под которым находится глина, естественно, не выпускала скопившуюся от времени воду. Таким образом вопрос о воде на горе разрешился.

Продолжались работы и в яме № 5. Вода здесь убыла вследствие откачки из ямы № 2. На глубине 6 четвертей здесь дошли до кирпичной кладки. Эта кладка идет перпендикулярно к западной стене и, следовательно, составляет южную сторону фундамента. На четверть выше фундамента попалась плаха вершков пяти. К югу от кирпичной кладки и на четверть выше обнаружена бутовая. Значит и здесь устройство стены то же самое, что и западной.

Таким образом теперь удалось уже определить две стены фундамента – западную и южную.

5 июня. Внизу в горе работ по расчистке подземного хода не производили из-за газов. Сегодня шахтеры по очереди делали канавку для трубы. Эту трубу Д.М. Клоков предполагал провести от вентилятора, за которым он сегодня специально выехал в завод Кизел. При проведении канавки в подземелье шахтеры напали на уцелевшую плаху. Не служила ли она полом в коридоре?

На горе сегодня работа шла в нескольких пунктах. Я с утра занялся разведкой и отысканием других стен фундамента. Так, прежде всего рабочие повели расчистку и удлинение ямы № 1 в южном направлении, параллельно западной (открытой) части фундамента, в надежде дойти до южной стены. Разведка щупом в этой яме и около нее давала возможность предполагать тут существование деревянного пола.

Затем на северной стороне площади против ямы № 1 начали рыть новую яму № 8. В этом месте щуп на глубине 9 четвертей также доходил до дерева, а на глубине 5-6 четвертей до камня.

Весьма интересно отметить, что исследование пространства между пунктами №№ 1, 5, 8 давало право предполагать существование сплошного деревянного пола, приблизительно на глубине 10 четвертей от поверхности.

Кроме того, разведка дала сегодня еще более интересные результаты. К востоку от ямы № 1 на расстоянии почти 3 сажень и на глубине только 2 четвертей встретилось каменное препятствие. Приступили к работе и довольно скоро обнаружили каменный квадрат (№ 9) по 2 аршина 12 вершков во все стороны. Квадрат этот покоится на глине, видимо, цельной, нетронутой и находится выше горизонта открытых частей фундамента приблизительно на 1 сажень, а выше устья подземного хода на 25 метров.

Сажени на полторы восточнее квадрата (№ 9) на незначительной глубине (вершков 12-16) нащупали стену (№ 10). Намеченные пункты стали раскапывать. В яме № 8 дошли до стены и, таким образом, открыли третью стену фундамента – северную. Причем в этой стене напали как будто на какое-то окошечко, заложенное в стене плахой.

В яме № 2, самой большой, продолжали дальнейшую расчистку фундамента.

6 июня. В горе работ по расчистке подземного хода не начинали. Проводили по-прежнему канавку для вентиляции, причем на глубине 2-3 четвертей от настоящей подошвы обнаружили остатки пола; следовательно, можно думать, что произошло опущение подземного хода на 2-3 четверти.

На горе продолжали работы на всех пунктах, раскапывали ямы и производили разведки. Восточнее каменного квадрата, открытого вчера (№ 9), продолжали обнажать стену № 10. Еще восточнее полукруглой стены № 10 открыли как будто новую стену № 11 и тоже как будто полукруглую.

Разработка ямы № 1 также дала сегодня результаты: тут была открыта каменная стена, параллельная западной. Следовательно, у нас теперь открыты все четыре стены фундамента.

Сегодня производили разведки еще на новом месте, в так называемом «Банном логу», где когда-то были монастырские бани и куда, по сохранившемуся до сих пор среди пыскорцев преданию, в 1755 году при разрушении монастыря скатили с горы монастырский колокол.

Вечером приехал Д.М. Клоков из Кизела с вентилятором и двумя рабочими: слесарем и монтером.

7 июня. С утра занялись установкой вентилятора, устройством и проведением железной трубы. Вентилятор с ручным приводом. Рабочие сколотили трубу, соединили их, зарыли в вырытую шахтерами канавку в подземном ходе и провели до конца коридора, т.е. сажень на 25, так что теперь свежий воздух снаружи подавался к самому месту работ.

Наверху в этот день работы также продолжались на всех пунктах. Существенного ничего не произошло.

8 июня. Возобновились работы в подземном ходе. Забивши, как было выше сказано, предполагаемый ход вверх, откуда все подсыпалась земля, двинулись дальше.

Через некоторое время обнаружилось, что коридор имеет ход вниз. Таким образом, теперь у нас намечается три разветвления подземного коридора: прямо, вверх и вниз. Причем сегодня в нижнем коридоре обнаружены остатки крепи. Эта крепь была устроена, по всей вероятности, в спуске во избежание обвала. Во избежание обвала и нам пришлось спускаться со сплошной основательной крепью (4-5 вершков). Работа в начале спуска была очень опасная: благодаря верхнему ходу (лестнице?) и нижнему спуску образовалась громадная подземная глыба, нависшая над коридором. Эта глыба при постоянных ударах могла опуститься и придавить рабочих. Поэтому Д.М. Клоков, считаясь с опасностью момента, удалил рабочих и работал под глыбой сам, дав мне различные указания на случай обвала.

Вверху продолжались раскопки и разведки щупом. Наибольшее внимание притягивала к себе яма теперь (№ 7), где была обнаружена северная стена. Расчистка этой ямы обнаружила на глубине 2 1/2 аршин деревянный пол, состоящий из толстых сосновых плах. 4 короткие плахи идут параллельно северной стене, а потом перпендикулярно к ним идут длинные плахи вплоть до южной стены. Толщина плах 2 вершка, ширина 10-11 вершков.

Интересно отметить, что у самой стены (северной) под плахами идет какая-то закругленная кирпичная кладка (верхний ряд ребром), напоминающая своды.

9 июня. Работы в горе шли всю ночь. Теперь все время продвигаемся вперед и вместе с тем опускаемся вниз с толстой крепью, вследствие чего работа идет очень медленно. Ночью попались на пути остатки стоек (образец привезен).

На горе работы продолжались. Наибольший интерес представляют теперь восточные траншеи (№№ 10, 11) и северная яма (№ 7). Попадавшиеся находки носили мелкий случайный характер и состояли из обломков костей, кусков дерева, слюды, каких-то трубочек из бересты и т.п.

10 июня. В горе работа шла на две смены. Продвигались вперед по-прежнему с толстым крепежом.

На горе раскопки велись на всех пунктах. В восточных ямах (№№ 10 и 11) выясняются результаты: обнаружены стены – первая (№ 10) полукруглая, вторая (№ 11) как будто тоже идет полукругом и опоясывает первую.

11 июня. В горе шла дальнейшая расчистка нижнего подземного хода. Сегодня найдены куски кирпича, окатанная галька и другие признаки наносной земли. Это обстоятельство, а равно и другие соображения заставляют предполагать, что нижний коридор забит искусственно; а это, в свою очередь, может привести к весьма интересным выводам.

Вместе с тем обнаружилось расширение коридора. Теперь оно достигает почти двух аршин. Крепить приходится по-прежнему основательно. Весьма интересно отметить запах ладана в подземелье, который слышали сегодня все участники раскопок.

На горе продолжались раскопки ям. В восточных траншеях (№№ 10 и 11) направление определялось открытыми стенами, шли туда, куда вели стены. От северной стены, где обнаружены плахи, до южной (яма № 5) начали проводить траншею (№ 12) для проверки предположения, действительно ли между стенами фундамента существует деревянный пол. Необходимо было удостовериться в этом, прежде чем делать какие-либо выводы.

12 июня. Сегодня в горе закончили крепеж и выноску земли. По общему мнению, подготовительный период работ в подземной ходе можно считать законченным. Работы по расчистке коридора можно считать налаженными. Вентиляционная печь и наружный вентилятор настолько улучшили условия работы в подземелье, что продолжать их можно теперь без перерыва, конечно, до встречи с каким-нибудь новым серьезным препятствием, для устранения которого потребуются новые средства и силы.

На горе сегодня провели траншею от северной стены до южной (№ 12) и извлекли из нее длинную цельную плаху в 5 сажень длины, толщины 2 вершка, ширины 10 ½ вершка. Под плахой оказалась вода, а дальше глина, которая держала воду.

В самой восточной яме № 11 найден в щебне на глубине 4-х четвертей череп. Находка эта носит, несомненно, случайный характер, так как кругом черепа никаких других частей костяка не найдено.

В других ямах сегодняшние работы не дали каких-либо существенных результатов. В яме № 1 окончательно выяснен вертикальный обрез стены. Эта стена, как известно, является восточной стеной фундамента и носит такой же характер, как и прочие стены.

Подготовительные работы и на горе, таким образом, можно считать законченными и даже приведшими к определенным результатам. Раскопками обнаружено местонахождение всех четырех стен фундамента. В восточной части площади отчасти обнаружены две параллельные полукруглые стены. (Относительно второй восточной стены № 11, пожалуй, можно сказать это только предположительно, т.к. она сильно разрушена и не совсем расчищена). Между первой полукруглой стеной № 10 и восточной стеной фундамента обнаружен и расчищен со всех сторон каменный квадрат (№ 9), стоящий на «целине» глине. Это место, как можно подумать, было подножием престола в соборе. Поэтому, по нашему предложению, о. С. Котовщиковым, настоятелем единоверческой Никольской церкви, сохранившейся от Пыскорского монастыря, был сооружен большой деревянный крест, который мы торжественно и водрузили на этом квадрате в память о престоле и в ознаменование окончания раскопок.

Таким образом, с одной стороны – налаженные, по общему признанию, работы по расчистке подземного хода и верховые раскопки, давшие уже кой-какие определенные результаты, а с другой стороны – отсутствие материальных средств на дальнейшие работы и разные другие обстоятельства заставили нас ликвидировать дела и считать законченным первый, предварительный, главным образом, разведочный период археологических работ в селе Пыскоре.

13 июня. Ликвидировали все дела по раскопкам. Расплачивались окончательно с рабочими, платили за взятый лес, купленные дрова и т.п., разбирали вентиляционную печь, сносили все железо, вентилятор и приборы в подземный ход. Сложивши все там, заперли дверь на замок и на дверях написали о воспрещении входа посторонним лицам.

Сделали наказ уряднику никого не пропускать в подземный ход без записки от архивной комиссии. Вопрос об изгороди на месте верховых раскопок оставили за отсутствием денег и полномочий, до собрания в Перми. Находки сложили в ящики и приготовили к перевозке.

В этот день уехал техник Д.М. Клоков и шахтеры.

14 июня. Утром уехали и мы (остальные члены Пыскорской археологический комиссии) на пароходе в Пермь через Усолье, увозя с собой несколько ящиков с находками.

15 июня. Утром приехали в Пермь.

Результаты раскопок

Результаты археологических раскопок могут быть или материального свойства или научные; последние в смысле разрешения какого-нибудь исторического вопроса. Говоря о результатах Пыскорских раскопок, надо иметь в виду те задачи, какие были поставлены нами перед работой, и не забывать, что раскопки 1915 года носили подготовительный характер.

Находок материальных раскопки дали мало и можно даже сказать почти совсем не дали, так как найденные нами вещи носят случайный характер, не представляют цельных предметов. Это объясняется свойством почвы и характером работ:

1) работы в горе велись к расчистке подземного коридора от завалов и к выяснению направления ходов;

2) на горе работы по выяснению пределов собора велись в почве, состоящей сплошь из щебня, образовавшегося при разрушении храма и соседних построек.

Сделав эти предварительные замечания, перейдем к рассмотрению материальных находок.

1. Костяк. Он открыт 3 июня в траншее, проведенной к западу от западной стены фундамента в гребне, представляющем  грунтовую землю без щебня. Найден на глубине 10 четвертей. Наносного  культурного слоя поверх могилы около 3 1/2 четвертей. Костяк находился в гробу-колоде, от которого сохранились только большие толстые гвозди (3 ½ в.) с кусками дерева (суками). Разрез гребня показал, что произошел сдвиг могилы, вследствие которого череп оказался на груди. Погребение, несомненно, христианское:

а) лицом костяк обращен на восток;

б) руки были сложены крестообразно;

в) трудно, невозможно допустить, чтобы перед самым собором было языческое погребение.

То обстоятельство, что креста при костяке в могиле не оказалось, не может иметь существенного значения при определении характера погребения, так как крест мог быть деревянный, например, кипарисовый. Из одежды сохранилась только кожаная обувь, в роде туфель с широкими носками. Кроме того, при весьма тщательной очистке костяка и осмотре могилы был еще найден небольшой квадратик толстого плотного холста, очутившийся, вероятно, вследствие сдвига могилы, в черепе. Больше ничего не найдено. Костяк большой, около 12 четвертей. Интересно местонахождение костяка: перед входом в собор. Может быть, погребенный имел какое-нибудь прямое отношение к храму. Но здесь, конечно, место только догадкам.

2. Череп, найденный 12 июня в самой восточной яме № 11 в щебне на глубине 4 четвертей от поверхности. Находка случайного характера.
3. Различные мелкие кости.
4. Многочисленные кусочки слюды, рассеянные по всему пространству раскопок.
5. Также многочисленные куски дерева, преимущественно соснового. Большинство прекрасно сохранилось в известке.
6. Гвозди различной величины.
7. Куски железа от построек.
8. Обломки изразцов.
9. Обломки карнизов с вытесанными украшениями.
10. Куски бересты в форме каких-то трубочек.

Вот и все материальные находки, добытые верховыми раскопками. Здесь нет ни золота, ни серебра, о котором мы и не мечтали, поставив себя в скромные задачи в подготовительный период археологических работ в с. Пыскоре.

Выполнены ли эти задачи?

Прежде всего о подземном ходе. Ход обследован почти на 30 сажень; в конце выяснилось разветвление его на три хода: прямо, вверх и вниз. Расследование нижнего коридора обнаружило расширение его. Попавшиеся куски угля и кирпича в этом коридоре дают право предполагать, что он забит и забит искусственно. Забивка эта идет на протяжении нескольких сажень и во всяком случае должна кончиться. Что находится далее? – сказать пока ничего нельзя, так как строить предположения здесь можно в зависимости от решения вопроса о назначении хода, но во всяком случае возможность открытия каких-либо и серьезных находок не исключается.

Говорить о происхождении и назначении хода теперь, до обследования всего доступного подземного помещения, конечно, можно только предположительно. Может быть, это был тайник для свободного выхода из городка или монастыря в случае опасности. Имеющиеся в нашем распоряжении данные дают возможность предполагать о существовании выходов из подземного помещения с разных сторон горы.

Как достоверно известно, жизнь в Пермском крае среди инородцев была крайне опасная: постоянно делались набеги на городки. Так, в 1572 г. черемисы, остяки, башкирцы и буинцы сделали набег на Камкор (Пыскор), Керчедан (с. Орел) и другие селения на Каме. В 1581 году был опустошительный набег Пелымского князя Кахека вместе с шайками разнообразных инородцев. «…Окаянные приидоша под Камское Усолье и ту села и посады пожгоша и людей поплениша и приидоша под Камкор и под Керчедан городки» (свящ. Луканина. Церк.-истор.и археол.описание г. Соликамска). Сколько можно думать, этот набег 1581 года был последним. В летописях нет как будто больше известий о вторжениях сибирских народцев после этого набега. Это и понятно, если в это время произошло завоевание Сибири Ермаком. Но для нас в данном случае XVI век является очень знаменательным, если мы будем считать Пыскорский подземный ход тайником. В таком случае сооружение подземного хода естественнее всего относить именно к XVI веку, веку опустошительных набегов инородцев. Отнести тайник к более позднему времени едва ли можно.

Может быть, это ходы разбойничьи? Известно, как гуляла по Каме «камская вольница», предания о которой сохранились до нашего времени. Весьма возможно, что разбойники пользовались Пыскорскими подземными ходами. Труднее допустить, что подземный ход – работа самих разбойников. Это работа длительная, требовала упорного труда, сопряженного с громадным риском. С другой стороны, разбойники скорее могли воспользоваться для пристанища дремучими северными лесами или естественными пещерами, каким немало в Пермском крае, чем занялись бы выработкой подземного хода. Мне так кажется. При решении вопроса о происхождении Пыскорского подземного хода может явиться еще мысль, не представляет ли он собою чудской рудник. Ведь новые разработки уральских, семипалатинских и алтайских медных рудников шли по следам прежних чудских, которые широко эксплуатировались, по всей вероятности, в период местного, младшего медного века, очень разнообразного типами вещей и обильного их количеством.

Прежде, чем рассматривать этот вопрос, припомним, что в Пыскоре существовал медеплавильный завод, которому положил начало Дий Свитейщиков в 1640 году. Это обстоятельство как будто бы совсем решает вопрос о происхождении подземного ходра. Невольно напрашивается ответ: несомненно, здесь пред нами чудской рудник, впоследствии, именно с открытия завода в Пыскоре, вновь подвергшийся эксплуатации и разработке. Но отнесемся к этому заманчивому ответу объективнее и воздержимся пока, до выяснения новых существенных фактов, подтверждающих эту мысль, от поспешного и, может быть, весьма неосновательного заключения. И вот почему. Оставляя в стороне мысль о чудском руднике, перейдем к Пыскорскому медеплавильному заводу, так как я думаю, что анализ второго предположения устраняет, пожалуй, и первое, т.е. о чудском руднике.

Вот мои соображения:

1. Нам исторически известно, что около Пыскора не было руды, для завода привозили ее с Григорьевского рудника на Каме и с Яйвы (Кушгорта), так что за дальностью руды пришлось закрыть и сам завод.
2. Очень трудно допустить, чтобы стали подрывать гору, где стоял ставропигиальный богатый и большой монастырь. Было бы странно, если бы из-за незначительного количества руды, какое могли найти в горе, стали бы угрожать монастырю. Это раз, а затем, я думаю, монастырь решительно бы запротестовал против всяких подкопов с целью даже поисков руды; припомнить, каким влиянием пользовался он в то время, особенно при поддержке Строгановых.
3. Подземный ход, как видно из сделанного выше описания, сравнительно очень узок, чтобы быть штольней. Из обследования открытой пока части подземелья можно сделать заключение, что лицо, работавшее над пробивкой хода, заботилось о том, как бы скрыть выход; поэтому и сузило коридор. (Если даже настоящий выход из подземелья и не был на самом деле выходом, т.е. если предполагать, что ход открыт, так сказать, сверху, а настоящий выход находится еще дальше, то и при этом условии все же трудно считать этот узкий коридор штольней).
4. Серьезным препятствием считать Пыскорский подземный ход штольней, рудником является то обстоятельство, что в подземном ходе, по крайней мере в открытой части его, не найдено следов полезных ископаемых. Не думается, что и дальше можно напасть на эти следы. Косвенным подтверждением этой мысли может служить факт закрытия завода. Несомненно, руду в окрестностях Пыскора искали и искали очень серьезно.

Таким образом, эти соображения дают, на мой взгляд, полное право сказать, что предположение, будто Пыскорский подземный ход является рудником, из которого добывали медь для Пыскорского медеплавильного завода, едва ли имеет за собой достаточно оснований. Что же касается вопроса о чудском руднике, то помимо своей принципиальной необоснованности, он, может быть, пожалуй, разрешен отрицательно, в виду, во-первых, отсутствия в подземном ходе следов полезных ископаемых; во-вторых, отсутствия руды в ближайших окрестностях Пыскора, и, в-третьих, в виду характера выработки и особенно указанного мною выше сужения коридора по мере приближения к выходу.

Итак, коснувшись различных всевозможных предположений о происхождении подземного хода и остановившись особенно подробно на анализе тезисов предположения о рудничном характере подземной выработки, мы в конце концов все же стоим перед нерешенной проблемой – какого происхождения Пыскорский подземный ход и для чего он предназначался. Мне лично кажется, что решить эту проблему более или менее достоверно и удовлетворительно пока не представляется возможным. Я думаю, что только дальнейшие археологические работы подвинут вперед решение этой задачи. С другой стороны и исторические изыскания или какие-нибудь открытия историографического свойства могут иметь тут немалое значение.

Поэтому оставим этот вопрос и перейдем к другой задаче наших работ, к посильному выяснению вопроса об отношении подземного хода к Пыскорскому монастырю. Должен заметить, насколько, на мой взгляд, удовлетворительное решение первой задачи представляется пока невозможным, настолько сравнительно легко можно дать положительный ответ на вопрос об отношении подземного хода к монастырю.

По крайней мере, я категорически утверждаю, что в жизни Пыскорского монастыря подземный ход сыграл очень большую роль и весьма возможно, что происхождение подземного хода если не связано с монастырем, то имеет прямое отношение к первым насельникам монашеского направления в этой местности.

Вот положения, на основании которых я это говорю.

1. Очень трудно, даже невозможно, мне кажется, допустить, чтобы монастырь, простоявший около 200 лет, ничего не знал о существовании в горе подземного хода и не использовал его для своих целей. Это вне сомнения и спорить тут не приходится.

Но при решении поставленной проблемы я базируюсь, помимо приведенного сейчас соображения, еще на трех, на мой взгляд, весьма серьезных фактах. Первый из них основан на предании, прочие добыты раскопками.

2. По преданию, Аника Строганов, прибыв на Каму, встретил в лесу отшельников, которые будто бы жили в лесу, в шалашах. Не знаю как, а мне кажется, невозможно допустить, чтобы эти отшельники при нашем суровом климате жили в шалашах. У меня невольно напрашивается мысль, не жили ли эти отшельники в открытом подземном ходе? Обстоятельства того времени, должно быть, вынуждали наших монахов искать места не только уединения, но и безопасные. Может быть, не будет слишком рискованным предположение, что отшельники, встреченные Аникой Строгановым, были тем наследием, между прочим, которое явилось результатом миссионерской деятельности епископа Ионы, просветившего Пермь Великую во второй половине XV столетия. Не подкрепляя пока фактами этого последнего предположения, я, однако, считаясь с преданием, готов скорее признать жилищем отшельников подземный Пыскорский ход, чем шалаши в лесу.

Перейдем к рассмотрению следующего факта.

3. При обследовании подземного хода, именно нижнего коридора, мы пришли к заключению, что этот коридор забит искусственно. Сопоставляя это с тем обстоятельством, что наверху собор разрушен до основания и весь щебень свален внутрь собора, щебня навалено сажени на две, я прихожу к мысли, не старались ли монахи при разрушении монастыря уничтожить, так сказать, все следы, забить, завалить как будто что-то ценное. Не было ли открытое на горе помещение подвалом, где хранилось что-нибудь ценное, и не имеет ли это помещение связи с подземным ходом; не было ли и подземное помещение тоже каким-нибудь хранилищем, не служило ли оно скитом с подземными церковками (ведь коридор стал расширяться, с другой стороны – на поверхности есть провалы правильной четырехугольной формы); не служило ли это помещение усыпальницей для архимандритов (где их хоронили – неизвестно) и чтимых монахов. Ведь в некоторых монастырях строгие монахи, особенно схимники, уходят перед смертью в уединенные кельи и замуровываются там, оставляя лишь незначительное окошечко. Не было ли подобных явлений и в Пыскорском монастыре, именно в подземном ходе?..

Вот какие мысли являются у меня при сопоставлении указанных выше фактов и некоторых других соображении. Весьма возможно, мне кажется, допустить мысль, что в 1755 г., при разрушении монастыря, монахи завалили подвальное помещение и забили подземный ход, чтобы предохранить их от осквернения. При таком предположении возможна  и мысль о погребении в подземелье архимандритов.

Таким образом путем анализа приведенных обстоятельств, я лично склоняюсь к мнению, что подземный ход имеет несомненное отношение к Пыскорскому монастырю и, весьма возможно, монастырской работы, если не дело более ранних отшельников, что, впрочем, не исключает возможности и еще более раннего происхождения хода. (Имеющаяся в подземном коридоре нишка со следами копоти едва ли может иметь значение решающего довода, так как возможно, что поставленная в нее лампада служила просто для освещения и может быть даже при выделке хода).

4. Для подтверждения своего предположения о принадлежности хода монастырю или может быть только об использовании монастырем ранее существовавшего хода (тайника), сошлюсь еще на одно замечательное явление – запах ладана в коридоре. Впервые запах ладана ощутили пыскорцы, когда только что еще был открыт подземный ход, но мы на это показание пыскорцев не обратили большого внимания, хотя и приняли его к сведению (ведь запах мог быть и от отсыревшей земли). Но во время работ изредка то тот, то другой из нас слышали этот запах. Наконец, когда 11 июня, забравшись в гору и сидя в нижнем коридоре, мы делились мыслями, один, потом другой, а затем и все заявили, что слышен сильный запах ладана. Тут были И.Я. Кривощеков, Д.М. Клоков, я, студент И.С. Богословский и шахтер Сергеев. Запах был сильный и шел, по-видимому, из забитого места. Может быть, дальнейшая раскопка подземелья и разъяснит нам это любопытное явление, а пока запах ладана (в присутствии его было трудно сомневаться) представляет важный довод при решении вопроса об отношении хода к монастырю.

Итак, повторяю, почти все доводы и соображения говорят за то, что Пыскорский подземный ход тесно связан с монастырем и, весьма даже возможно, работы монахов. Дальнейшие раскопки, надо думать, прольют свет на этот вопрос, пока все же загадочный и нерешенный, за отсутствием находок и прямых доказательств и приведут, может быть, к открытиям погребений, хранилищ и даже подземной церкви.

Вместе с тем раскопки могут выяснить весьма важный, на мой взгляд, вопрос, не является ли подземный ход работой и жилищем тех отшельников, которых встретил в Пыскоре в XVI веке Аника Строганов. Этот вопрос связан с другими важными вопросами нашей областной истории. В виду чего я предполагаю уделить изучению его большое внимание в своей работе о Пыскорском монастыре и надеюсь, что археология, как всегда, придет на помощь истории при решении этих вопросов. Пока же в вопросе о подземном ходе ограничусь приведенными выше выводами и догадками, прибавив только, что в Пыскорской горе, может быть, таится целая сеть ходов и что открытый люк в подземном ходе является одной из лестниц, при помощи которых поддерживались сношения между этажами…

Перейдем на гору. Что здесь выяснили раскопки? Перед работой у нас была задача – определить местонахождение собора. Раскопки, действительно, помогли решить эту задачу. Из приведенного выше описания работ видно, как последовательно, шаг за шагом, удалось определить все основанные стены предполагаемого соборного фундамента. Схематически открытый фундамент можно представить в таком виде. Отмеченные пунктиром стены находятся выше каменной коробки. Толщина стен коробки достигает сажени. Кладка бутовая, из очень больших камней, несомненно, привезенных (вероятно, с Вишеры). Размеры открытых развалин представляются в следующем виде: от восточной длины коробки до западной сажень 7; от северной до южно сажень 6. Камены квадрат (подпрестолие?) имеет во все стороны по 2 аршина 12 вершков и находится от восточной стены коробки на расстоянии почти 3 сажень. Далее полукруглая стена отстоит от квадрата сажени на 3. За этой стеной другая и тоже как будто полукруглая, на расстоянии приблизительно сажень 5 от квадрата. Стены коробки обложены изнутри кирпичом.

Что же это было за здание? Несомненно, монастырский собор, занимавший наиболее видное место на Пыскорской горе. Этот собор был построен вместо сгоревшего деревянного. Постройка продолжалась не один десяток лет. По продолжительности постройки можно думать, что постройка была, действительно, капитальная. (Монастырь был очень богатый, так что нельзя считать причиной длительной постройки недостаток материальных средств). В данном случае археология должна придти на помощь и помочь решить то, о чем молчит история. Конечно, предварительные работы дали пока совсем немного результатов, но и за то спасибо.

Находясь в продолжении двух недель с утра до ночи на месте раскопок, я много думал и мысленно восстановлял этот собор. На основании этих наблюдений и изучения открытых развалин я прихожу к следующим выводам.

Собор был, действительно, основательной постройки; весьма возможно, двухэтажны и с подвальным помещением. Последнее несомненно. Открытие раскопками (развалины) остатки фундамента доказывают это. Все четыре стены фундамента, как уже было сказано, очень тщательно, даже изящно обложены изнутри кирпичом. Пол в этом подвальном помещении, по всей вероятности, сохранился на всем пространстве. Я лично убежден даже в этом, так как  во всех раскопанных пунктах открыт вполне сохранившийся пол, а в промежутках между пунктами щуп доходил до дерева почти на одной и той же глубине. Пол в помещении основательный. Добытая плаха имеет около 5 сажень длины, 10 1/2 вершков ширины и 2 вершка толщины. Сохранилась хорошо, как и прочие. (Хорошая сохранность объясняется присутствием известки, которая, соединившись с водой, дала дереву возможность прекрасно сохраниться. Некоторые куски дерева поражают своей свежестью).

Пойдем дальше. Открыты 5 июня каменный квадрат является центром восточной половины соборных развалин и, на мой взгляд, служил подпрестолием. Восточная полукруглая стена была, надо думать, апсидой алтаря, а другая крайняя восточная стена (если дальнейшими раскопками подтвердится ее полукруглая форма) является, вероятно, другой апсидой.

Находки, добытые раскопками, не представляют цельных вещей и носят случайный характер.

Несмотря на это, все разрозненные находки силой синтеза могут быть превращены в нечто более или менее цельное и пролить свет на прошлое монастырского собора и дать некоторые сведения о нем. Конечно, интуиция, положительно, на мой взгляд, необходимая для археолога, восполняет и в данном случае положительные данные индуктивного порядка.

Поэтому на основании изучения местности раскопок и находок, при всей неопределенности последних, я прихожу к следующем выводам, подтверждающим мое основное предположение, что собор был солидным сооружением. (Даже сам кирпич (образцы которого мы привезли), его величина и крепость с несомненностью говорят за это). Затем, a priori очень трудно допустить, чтобы Пыскорский монастырь, при своем богатстве и многолюдности, имел небольшой собор. О солидности постройки говорит и та масса наваленного при разрушении щебня, который чуть не ежегодно вывозят сотни телег на утрамбовку дорог и которого еще остается в Пыскоре, как выяснилось при раскопках, около 2 сажень, причем надо еще припомнить, что весь целый строительный материал (в 1755 г.) был перевезен на Лысьву.

При всей солидности постройка была, несомненно, и красивая, стильная. Найденные куски карнизов указывают на то, что собор снаружи был украшен колонками, карнизами, фигурными наугольниками. Окна были стильные, русские с многогранниками и колонками. Вместо стекол была прозрачная хорошая слюда. Печи были покрыты расписными изразцами…

Прибавим прекрасный иконостас, находящийся теперь в пермском Кафедральном соборе, блеск золота, серебра, камней самоцветных на иконах, с ценными строгановскими прикладами, на утвари, облачениях… и невольно скажешь, что если бы Пыскорский монастырь и вместе с тем собор сохранился до наших дней, то на высокой Пыскорской горе высился бы достойный соперник соликамским расписным церквам, малиновый звон с которого далеко бы разносился по многоводной Каме-матушке.

Отношение населения села Пыскора к раскопкам

Архимандрит Иуст разрушил Пыскорский монастырь, но не уничтожил в народе памяти о нем, об его богатстве и славном прошлом. До сих пор пыскорцы помнят о разрушении монастыря. Поэтому лишь только был открыт подземный ход, сейчас же всколыхнулись в их памяти предания о монастыре. С момента открытия пыскорцы отнесли ход к монастырю, считая его делом монахов, и были убеждены в этом.

Разные лица из местных жителей говорили нам о своем участии в открытии подземного хода, но больше всех говорили об одном мальчике. Сам этот мальчик на все вопросы и в разное время твердил нам одно и то же, а именно: когда образовался провал и мальчиками были сделаны первые попытки раскопать ямку, он видел во сне какого-то старика, строгого монаха, который приказал разрыть яму, сказав, что это подземный ход. Сон этот приснился мальчику несколько раз. Тогда он рассказал его отцу и тот, переговорив с односельчанами, приступил к раскапыванию ямки, в результате чего и был, действительно, открыт подземный ход.

Связывая этот ход с монастырем, народ считал открытие его свыше приноровленным к переживаемому тяжелому моменту (война) и с этой точки зрения смотрел на наши работы.

Я уже отмечал, что вначале, при открытии хода, одна женщина принесла и поставила икону и затеплила свечку перед нею.

В первые дни особенно много народа ходило смотреть на наши работы. А один старик все говорил зрителям:

– Молитесь, православные. Господь откроет вам свою милость, святых угодников. Молитесь!

С его слов многие нам из народа говорили:

– Молиться надо, тогда дастся вам, а то нет.

Нас часто спрашивали, когда откроем мощи, приедет ли тогда архиерей; если откроются мощи, то оставят ли их здесь и не возобновят ли тогда монастырь. Народ весьма интересовался вопросом об открытии монастыря, а один старик даже обещал помочь деньгами на постройку монастырских зданий. (Очень важно отметить эти чаяния народа. Народ в переживаемое тяжелое время ищет успокоения в религии. Ярким примером этого может служить отношение населения к раскопкам).

Когда был открыт костяк, в народе прошел слух, что мы открыли святые мощи. Понятно, что народ «повалил». Раз, пришла дряхлая 80-летняя старуха из села Ощепкова (за 15 верст), попросила позволения посмотреть на святые мощи, перекрестилась, посмотрела со вздохами: «Господи, помилуй! Господи, помилуй!», покосилась на стоявшую ниже «еретическую» машину (старуха была единоверка), которой мы откачивали воду из подвала, прошли к рукаву, где выбегала грязная вода, перекрестилась, умылась и попила, хотя эта вода и не касалась костяка. И долго стояла и вздыхала старуха: «положила бы копеечку, да молебствия нету-ти».

Собиравшийся ежедневно народ, особенно женщины, образовывали целое собрание, где, помимо сельских сплетен, толковали все время и о наших раскопках. Вечерами, после работ, приходили мужики. Некоторые из стариков всходили на крутую гору посмотреть на работы, куда они 30 и 35 лет не хаживали.

Однако, надо сказать, что помимо такого интереса к раскопкам и благожелательного отношения к нам со стороны населения, проявлялись временами со стороны некоторой части жителей и неприязненные чувства по отношению к нам. Так, появившуюся в селе в день нашего приезда в Пыскоре кукушку, кукование которой раздавалось целые дни, некоторые связывали с нашим приездом и говорили, что добра не будет от нас. Потом также некоторые упорно говорили, что мы тревожим монастырские развалины ( а возить щебень на утрамбовку дороги не считалось преступлением?), нарушаем покой почивающих монахов. А это, дескать, очень грешно, этим еще больше можно прогневить Бога и т.п. Особенно усилились опасения этой части населения в последний день работ, в ночь на 12 июня, когда в Пыскоре разразилась страшная гроза (прошедшая по всей губернии) с шаровидной молнией. Связав приезд наш в Пыскор с появлением в селе кукушки, часть населения и грозу приноровила к нашему приезду.

Однако, надо сказать, что подавляющее большинство жителей относилось к нам и к нашим работам если не благожелательно, то спокойно. (Кстати, мнение непосредственного начальства Пыскорского урядника о нас нельзя назвать «лестным», чего нельзя сказать о самом уряднике Иване Говорливых, немало помогавшего нам).

Постановка же в конце работ креста на открытом каменном квадрате, где, как можно думать, был престол, – еще больше укрепила это отношение к нам большинства. Народ увидел, что мы совсем не намерены поколебать их веры и надругаться над почивающими монахами. (А где они почивают? В горе?..)

Состав археологической комиссии и заключительные замечания

От Пермской ученой архивной комиссии был представителей член ее И.Я. Кривощеков, Пермское же церковно-археологическое Общество уполномочило меня. Работу на раскопках мы распределили так: И.Я. Кривощеков, главным образом, заведовал хозяйственною частью, требовавшей много опытности и трудов, а я главным образом ведал научную сторону дела, вел археологический дневник и занимался изучением местности, развалин и регистрацией находок. Причем должен сказать, что все общие вопросы, связанные с раскопками, обсуждались нами вместе. Для надзора за технической частью горной работы В.Н. Грамматчиковым был любезно предоставлен в нашу комиссию горный техник, смотритель копей кн. Абамелек-Лазарева – Д.М. Клоков, который вполне оправдал доверие В.Н. Грамматчикова и принес нам большею пользу. Сам весьма заинтересовавшись раскопками, Д.М. Клоков дал немало ценных указаний, высказал несколько интересных предположений и вместе с нами терпел разного рода неприятные осложнения, лишения, добровольно, ради идеи и научных интересов, забывая о сне, отдыхе и еде… Одним словом, в лице Д.М-ча мы нашли деятельного и полезного сотрудника. Кроме того, в нашу комиссию вошли «добровольцы»: мой брат И.С. Богословский, студент университета, и окончивший гимназию М.В. Иванов, сын правителя канцелярии Пермского Губернатора. Оба эти лица оказали нам немало помощи своими трудами по присмотру за рабочими, по регистрации находок и заготовке материалов. Считаю не лишним сказать несколько слов и о кизеловских шахтерах. Шахтер Сергеев – черноватый, высокий с суровым лицом. Но эта суровость сразу как будто скатывалась с лица Сергеева, когда он находился в «горе», под землей, тут он чувствовал себя, как дома. Обычно неразговорчивый, в горе он пускался в предположения и нередко высказывал очень меткие верные мысли. В опасных местах он работал спокойно, уверенно.

Другой шахтер Денисов, молодой, веселый. Постоянно пускает шутки-прибаутки, но работать такой же мастер, как и Сергеев. Оба они опытные забойщики и неутомимые работники, способные проработать в земле две смены и даже более.

Остальные рабочие – местные, пыскорские; некоторые были из окрестных деревень. Работать шли они охотно, так как мы платили сравнительно хорошо по местному (1 руб. 20 коп. поденщина) и полевых работ еще не было.

Теперь о рабочем дне. День у нас начинался с 6 часов утра, когда ставили рабочих на дневную смену. Работы шли одновременно и в горе, и на поверхности горы. От 11 1/2 часов до 1 часу был обеденный перерыв. Первая смена кончала работу в 6 часов вечера и уступала место ночной. На горе ночных работ не производилось в виду необходимости постоянного надзора за верховой работой. Наша же личная работа продолжалась до 12 часов ночи, а иногда и долее. Необходимо было подвести итоги дневной работы, занести их в археологический дневник, зарегистрировать находки, выработать план работы следующего дня, разрешить назревшие вопросы, особенно по борьбе с препятствиями, расплатиться с рабочими за дневную работу согласно порядкам археологических раскопок, заготовить дрова и разные материалы и т.д. и т.д. Одним словом, работы было много, и всякие упреки и нарекания по адресу археологов со стороны лиц, незнакомых с производством научных археологических раскопок, упреки и в прохладительном времяпрепровождении, и даже в бездействии едва ли можно считать обоснованными. Всякий, знакомый с научной постановкой археологических дисциплин, с теми требованиями, какие предъявляются наукой к лицам, производящим раскопки, знает, сколько ответственности несет на себе лицо, производящее раскопки, как серьезно должно оно отнестись ко всем деталям работы, может быть, на первый взгляд (а посторонним лицам и всегда), кажущимся мелочными, так как часто только на основании этих разрозненных «мелочных» деталей археологу приходится воссоздавать картину прошлого, восполняя интуицией отсутствующие элементы. Нет, дело археологов серьезное, ответственное, и хотя они являются чернорабочими в области созидания исторический знании, но смотреть на них только как на «гробокопателей», а их дело считать бездельем, сумасбродском или забавой – будет несерьезно, неумно и некультурно. (Может быть, все это «лирическое» отступление покажется читателю совершенно лишним, но оно опять-таки является невольным вздохом и вызвано печальным состоянием науки в провинции, особенно положением археологии… С другой стороны не мешает археологу пробивать дорогу для дисциплины, адептом которой он является).

Интерес к раскопкам проявила и окрестная интеллигенция. Так, во время работ нас посетили следующие лица: председатель Соликамской земской управы Д.Н. Антипин, много посодействовавший нам в материально отношении; управляющий промыслами кн. Абамелек-Лазарева в Усолье Н.И. Колохматов (несколько раз); управляющий Дедюхинскими соляными промыслами С.П. Вилесов и др.

В заключение считаю своим долгом выразить глубокую благодарность управляющему Кизеловским горным округом князя Абамелек-Лазарева горному инженеру Вас. Ник. Грамматчикову за его полнейшее содействие производству раскопок, выразившееся как в моральной, так и в материальной поддержке; Соликамской земской управе во главе с ее председателем за крупную материальную поддержку, сказавшуюся в присылке 200 рублей наличными, а также в присылке материалов (свечей 55 ф., бумаги оберточной, леса, бесплатных билетов для разъездов по делам раскопок и т.д.); Н.И. Колохматову за сочувствие, а также и материальное содействие (за присылку железа и проч.) и всем лицам, так или иначе содействовавшим производству раскопок, особенно при организации археологической поездки, которая, надо сознаться, прошла немало препятствий, по-видимому, обычных в провинции.

Д.М. Клокову, нашему сотруднике, не могу не выразить особой благодарности за его внимание, интерес и труды по раскопкам и вместе с тем питаю надежду, что в случае продолжения раскопок в Пыскоре он не откажется опять войти в комиссию и поможет своими знаниями и опытом в дальнейшем исследовании Пыскорского подземного хода.

Также особую благодарность считаю нужным выразить чрезвычайному губернскому земскому собранию за отпущенные им на продолжение раскопок в Пыскоре 300 рублей. Несомненно, что в дальнейшем, при пробуждении интереса к родным археологическим памятникам, Пермское земство и частные лица не оставят своим вниманием Пыскорского подземного хода и остатков монастыря. Смею надеяться, что все предвиденные и непредвиденные препятствия к продолжению раскопок будут преодолены, и в Пыскорской горе вновь забьется жизнь и вновь засветится яркий огонек в вентиляционной печке, невольно маняще в тайники подземного хода…

Если раскопки 1915 года не дали каких-либо ценных материальных находок и вопрос о подземном ходе определенно не разрешен, то ведь это был еще только подготовительный период исследования подземного хода и раскопок монастырских остатков.

В виду этого только невежественные в археологии люди могут падать духом, опускать руки, и уверения этих людей в безнадежности следующих раскопок могут только показаться смешными.

Нет! Продолжать раскопки в Пыскоре надо. Они прольют свет на прошлое Пермского края, они обогатят наш край новыми археологическими памятниками, привлекут к ним внимание науки и России, дадут, может быть, и материальные ценные находки; а главное, дадут возможность решить некоторые основные вопросы нашей областной истории. Поэтому хочется верить, что раскопки будут продолжены.

И я верю в это!.. Dum spiro, spero.

Павел Богословский,

Действительный член Императорского Петроградского Археологического института.

3 сентября – 5 октября 1915 г.

г. Пермь

Приложение к работе П.С. Богословского о Пыскорском подземном ходе. –

Письмо горного техника Дм.М. Клокова.

Многоуважаемый Павел Степанович!

Вашу просьбу изложить свои впечатления о раскопках подземного хода в селе Пыскоре и дать описание хода работ с технической точки зрения я с большим удовольствием исполняю и извиняюсь, что не мог сообщить их к обещанному времени, причиною чего были мои служебные обязанности.

Исследованный нами подземный ход в самом начале работы, в наружной своей части, представляет бесформенное отверстие, разделенное, видимо, из небольшого провала, образовавшегося на поверхности горы. Далее, на протяжении 286 сажень, он, круто спускаясь вниз, переходит во вполне сохранившуюся выработку со строго определенной формой, как это показано на рисунке:

Размер ее – высота от 0,80 до 0,85 саж., а ширина от 0,30 до 0,32 саж. Выработка идет таким образом почти горизонтально, с небольшими поворотами на протяжении 13,67 сажень. Дальше этого места первоначальная форма ее теряется, и начинаются обвалы. Первый из них высотой 0,5 саж. и длиною 2,5 сажень, второй на расстоянии 5,13 саж. от первого, высотою 0,60 саж. и длиною 2,87 саж. В этом месте выработка круто поворачивает вверх и на протяжении 1 саж. совершенно суживается.

При осмотре двух сохранившихся участков хода а и в, как в наиболее интересных, выяснилось, что он пройден в красных глинах каким-то острым инструментом, похожим на современное кайло. Следы его ясно заметны на всем протяжении этих участков, как в боках, так и в верхнее части их, и почти с достоверностью доказывают, что работа производилась навстречу нашему осмотру, т.н. или с берега реки Камы, или от монастыря. Первое, по-моему, более правдоподобно, так как направление исследованной части хода идет почти параллельно течению реки Камгорки, если не предполагать, конечно, что в будущем он может повернуть в сторону монастыря.

На основании вышеизложенного ясно видно, что для того, чтобы продолжать дальнейшую раскопку этого хода, необходимо было очистить его от этих двух обвалов, которые и были убраны в первый период нашей работы. Далее по окончании этой работы, когда выноска породы облегчилась, было приступлено к очистке той части хода, которая, как я говорил, круто повернула вверх. В самом начале этой работы случайно в почве хода был обнаружен кусок дерева, который оказался крепью какого-то другого хода, который расположен немного ниже первоначального, приблизительно на 0,5 саж. Он совершенно засыпан, или вернее затолчен, и о нем можно судить только по присутствию крепи, которая состояла из полусохранившихся стоек и огнива. Этот новый ход, как нижележащий, был пущен к расчистке, но приходился уже с креплением.

Пройдено его 4,17 саж. шириною 0,5 саж., а в конце он расширялся до 0,8 саж. На этом месте, к сожалению, наши работы и были остановлены. Порода, которой он был засыпан, – была глина, принесенная с поверхности земли, доказательством чего служат найденные в ней куски кирпича, шлаки и окатанная галька. С которой стороны производилась засыпка его, сказать трудно, потому что расчищен он был слишком мало. Относительно того верхнего хода, который круто загибается вверх, сказать что-либо я тоже затрудняюсь, так как он остался совершенно не исследованным. Назвать его ходом, по-моему, рискованно, так как это может быть большим обвалом, образовавшимся благодаря времени.

Все работы производились вначале в одну смену, а потом, когда работы были направлены, то на две смены, т.е. днем и ночью, с обедом в 1 1/2 часа. Смена начиналась с 6 часов утра и кончалась в 6 часов вечера. Уборка первого обвала была наиболее легкой, так как он находился недалеко от устья, а потому и переноска породы и проветривание выработки не представляло больших затруднений.

Переноска от места работ на дневную поверхность производилась в мешках при помощи носилок.

В мешок насыпалось от 2 до 3 пудов породы. Хотя вес груза, который может быть перенесен за раз одним рабочим, колеблется между 2-4 пудами, а вдвоем, следовательно, от 4-8 пудов, у нас это сделать было невозможно ввиду слишком малой ширины хода и зигзагообразной его проходки. Всех рабочих было в одну смену:

женщин – 4 чел.

мужчин – 2 чел.,

из них один копал, другой насыпал землю в мешок, а женщины (по две) выносили с таким расчетом, что одна пара выходит с груженой носилкой и шла ее разгружать на отвал, а вторая шла в выработку и брала нагруженный за это время мешок, выходила на поверхность, после чего опять шла первая и т.д. Первое время в одну смену выносилось таким образом от 80 до 100 мешков или до 250 пудов.

Уборка второго обвала, как наиболее удаленного от устья хода, была более трудной. Во-первых, увеличился путь для переноски породы, а во-вторых, и вентиляция, благодаря процессу дыхания рабочих и горению свече, стала хуже, а при длительной непрерывной работе и хождению взад и вперед носильщиц, почти совсем прекращалась.

Во избежание этого на поверхности земли была построена вентиляционная печь. Устройство и действие ее можно видеть на рисунке. Она состоит из просто кирпичной печи с поддувалом, а для отвода продуктов горения установлена железная труба «а», внутренний диаметр которой 10 верш. В эту трубу вставлена вторая труба «в» диаметром в 3 верш., которая имеет сообщение с подземным ходом. Продукты горения, проходя из печи по широкой железной трубе, нагревают трубу «в», а, следовательно, нагревается и воздух в ней, последний улетучивается, а его место заполняет воздух из выработки. Таким образом, получается постоянное выкачивание испорченного воздуха, как это показано стрелками.

Благодаря такому проветриванию была убраны оба обвала, и ход был расчищен на протяжении 25 саж. Дальнейшую же работу приходилось вести вцело, и ее я считаю наиболее важной и отвественной.

Нужно предполагать, что расчищенный нами ход продолжается и дальше, поэтому, пройдя некоторое расстояние, мы могли встретить пустое место, заполненное углекислотой или другими вредными газами, которые, хлынувши к нам, могли задушить работающих тут людей.

Поэтому, во избежание этого, нужно не высасывать воздух, а наоборот нагнетать его. Вентиляционная же печь была полезна только для подготовительных работ к дальнейшей раскопке.

А так как последнюю решено Вами было начать хотя немного, то и был установлен центробежный вентилятор, любезно уступлены на время работ В.Н. Грамматчиковым; устройство его можно видеть на рисунке. Он имеет вид колеса с кривыми лопатками, которые вращаются внутри кожуха. Наружный воздух под влиянием центробежной силы вследствие движения лопаток всасывается около оси вентилятора и выбрасывается по внешне окружности, откуда по трубе «а» проводится в самый конец выработки. Для приведения во вращательное движение лопаток вентилятора было установлено на двух стойках деревянное колесо «в» с ручкою для вращения и при помощи ремня соединялось со шкивом вентилятора. Трубы, которые идут от вентилятора, благодаря малым размерам выработки, были закопаны в почве ее.

По окончании установки вентилятора и пуска свежего воздуха в конец выработки, было приступлено к раскопке того хода, который, как я уже говорил, находился ниже первоначального. Работа эта производилась с креплением, так как порода, находящаяся над головой, была слишком слаба, и сама выработка была затрамбована мягко глиной, отваливавшейся большими кусками при работе. Для крепления употреблялись однорез и плахи не тоньше 3 вершков. Род крепления – полный дверной оклад.

В каждую смену для этих работ задолжалось рабочих:

у забоя  1 ч х 1 р. 80 к. = 1р. 80 к.

нагружать в мешки 2 ч х 1 р. 20 к. = 2 р. 40 к.

носильщик 4 ч х 75 к. = 3 р. 0 к.

у вентилятора 2 ч х 75 к. = 1 р. 50 к.

Итого 9 человек на сумму = 8 р. 70 к.

За это время проходилось от 0,5 до 0,65 саж., следовательно, стоимость работы 1 погонной сажени была от 13 до 16 рублей.

На каждую сажень проходки употреблялось плах 4 штуки приблизительно по 1 руб. 50 коп. на сумму 6 руб., а всего значит стоимость одной погонной сажени выразится в среднем около 20 рублей.

Вот все, что я могу сообщить Вам по интересующему Вас вопросу. Относительно же происхождения хода я ничего сказать не могу, конечно, опять-таки с технической точки зрения, потому что не имею на это никаких данных. Очень благодарен за приглашение и при первой возможности постараюсь им воспользоваться.

Готовый к услугам,

Дм. Клоков.

Половинка, 23 сентября 1915 года.